Сущность утопизма

Различные социальные проблемы издавна побуждали людей задумываться не только о способах их разрешения, но и о создании идеального общества, в котором бы этих проблем не было. Понятие утопического сознания происходит от названия сочинения Т. Мора «Утопия» (1516). У всех народов была легенда о прошлом «золотом веке», рисовавшая в идеализированном виде общинный строй и господствовавшее в нем социальное равенство людей. Одно из первых описаний будущего идеального государства дает Платон, мечтавший о том, чтобы его возглавляли философы. Большое значение для становления утопического сознания имело раннее христианство, которое проповедовало общечеловеческое равенство и братство людей.

В XVI в. возникают и получают распространение утопии Т. Мора и Т. Кампанеллы («Город Солнца»). В эпоху Просвещения появляются рационалистические модели коммунистического общества, а в начале XIX в. знаменитые социалисты-утописты К. Сен-Симон, Ш. Фурье и Р. Оуэн разрабатывают подробные утопические проекты уже на основе развернутой критики капитализма.

В самом общем виде утопизм – это вера в возможность построения идеального общества, или достижения совершенства в социальном строительстве. Утописты предполагают достичь такого общественного состояния, которое исключало бы не только необходимость, но и саму возможность улучшения. Казалось бы, мечтать об идеальном никому не вредно, однако проблема заключается в попытках практической реализации утопического сознания, даже несмотря на сопротивление миллионов, «не понимающих своего счастья».

Поскольку идеальный строй является высшей целью, для достижения которой считаются пригодными любые средства, возникает деспотический пафос насильственного дарования счастья. Как показала история ХХ века, ценой такого гипотетического благоденствия становятся многие сломанные судьбы и сами человеческие жизни. Утопическое сознание включает в себя также пафос декретирования нормальных форм жизни, включая рациональный распорядок дня, за соблюдением которого должны следить его установившие.

Вполне определенным образом решается в утопизме вопрос о взаимосвязи свободы и необходимости, принципиально в пользу последней. Человек лишается своего субъектного бытия, из творца он превращается в иглу, которой кто-то что-то шьет, т.е. становится объектом чужого воздействия. Очевидно малодушие такого отношения, требующего «объективных» костылей вне ответственности за происходящее.

Характерной чертой утопического сознания является его антиисторизм. Он проявляется в том, что абсолютизируется не только одна заветная эпоха в будущем, но и сам исторический процесс, как будто к ней направленный. Предполагается, что все социальные системы должны проходить одни и те же ступени роста, лишь маскируемые внешним разнообразием. В идеале ожидается всеобщее выравнивание и образование однородного строя в рамках единой мировой империи. Идея насильственного единения человечества известна еще со времен Римской империи и не изжита до сих пор. В ХIХ-ХХ вв. она получила выражение в идее мировой революции, серьезно выдвигаемой почти до настоящего времени.

В качестве реакции на практику коммунистического строительства возник литературный жанр антиутопии. Это, например, работы Е. Замятина «Мы», Дж. Оруэлла «1984», В. Тендрякова «Покушение на миражи». В них показаны негативные образы социального устройства, в которых реализованы утопические планы. Это деспотические, тоталитарные системы, основанные на лжи, доносах и санкциях; в них отсутствуют стимулы эффективного труда и другие условия самореализации личности. Антиутопии предостерегают мировое общественное мнение против ложных идеалов утопического сознания.

Планы построения идеального общества не могут быть эффективно реализованы не только потому, что они антигуманны и противоречат социальной практике. Эти планы имеют внутритеоретические противоречия. Во-первых, они предполагают возможность достижения ценности как цели, чего быть не может. Ценности по определению существуют как должное и не достигаются фактически. Кроме того, утопическое сознание опирается на идею абсолютного преодоления отчуждения, которая не может быть реализована по рассмотренным выше причинам, главная из которых – необходимость сохранения человеческой индивидуальности.

3. Проблема будущего

Человек всегда интересуется будущим и внимательно вслушивается даже в самые туманные прогнозы. Как было остроумно замечено на одном из философских конгрессов, «философия, которая не занимается будущим, будущего не имеет». Считается, что даже изучение прошлого в немалой степени ценно тем, что помогает понять будущее. Остается вопрос, в какой мере это будущее может быть предсказуемо?

По аналогии с периодизацией прошлого целесообразно упорядочить и будущее развитие, что поможет решить вопрос о его допустимом познании. Во-первых, существует ближайшее будущее, на которое обычно строят конкретные планы; как правило, это ближайшие недели или месяцы. Далее, выделяется непосредственное будущее, примерно 30-35 лет как время активной жизни одного поколения, в течение которого оно реализует свой потенциал. Есть также обозримое будущее как время, относящееся к продолжительности всей жизни одного поколения, около 75-80 лет. Даже на обозримое будущее можно делать некоторые прогнозы. Сейчас видно, например, какая генетика закладывается в детей наличным экологическим фоном. Наконец, используется понятие мыслимого будущего, выходящего за пределы научных прогнозов.

Важнейший вопрос мыслимого будущего – космические перспективы человечества. Как известно, все, что возникло, должно исчезнуть, вечно только то, что существовало всегда. Есть мнение, что в эпоху выхода человечества в космос перспектива его гибели исчезает. Это можно назвать оптимизмом космической экспансии. Однако столкновение с новым опасностей не уменьшает, а скорее, увеличивает возможность их появления. Это становится особенно ясным, когда осознаются опасности глобальных катастроф.

Практика показывает, что прогнозы футурологов сбываются неудовлетворительно. Сам А. Эйнштейн категорически отрицал возможность овладения атомной энергией «в ближайшие 100 лет». Никто не предсказывал компьютеризации, использования микропроцессоров, а ведь это настолько значимо, что вывело научно-технический и весь гуманитарный прогресс на совершенно новый уровень. Конечно, люди не могут отказаться от прогнозов, даже если они плохо сбываются. Именно поэтому следует увязывать точность предсказаний будущего с отдаленностью времени, на которое они делаются.

Физики обнаружили закономерность, что система, потерявшая равновесие, находится в таком состоянии, когда ее дальнейшее развитие прогнозировать невозможно. Необходимость все больше уступает здесь место случайности. Когда расшатывается социальная система, предсказание ее будущего невозможно. Это происходит не только с отдельными странами, но и со всем миром. В потерявшей равновесие социальной системе утрачены и без того не большие возможности экстраполировать тенденции прошлого на будущее: в любой момент может произойти непредвиденное. Лишь в одном отношении социальную систему прогнозировать легче, чем физическую: возможно в определенной мере предсказать поведение больших руководителей в тех или иных ситуациях. Как уже отмечалось, будущее во многом зависит от субъекта деятельности, т.е. от самого человека. Если, например, его устраивает «освободить» технику, выпустив ее как джина из бутылки, так и происходит. Именно поэтому важна деятельность разума, которая противостоит опасным проектам.

Знаменитый Римский клуб футурологов сформулировал идею так называемых «пределов роста». Их имеет и агрикультура, и даже индустриальное общество; выйти за «пределы роста» невозможно по естественным или техническим причинам. Недаром сегодня развитые страны определяют свое состояние как постиндустриальное.

Возможно ли создание эффективной теоретической модели будущего? Учитывая неудачный опыт коммунистического строительства, на этот вопрос можно ответить отрицательно. Однако модель будущего возможна, только она должна быть не теоретической, а скорее практической, прикладной. Кроме того, эта модель не может не быть ограниченной во времени, т.е. она должна иметь временную меру. Идя пешком, надо видеть хотя бы на несколько шагов вперед, продвигаясь на автомобиле, надо видеть до ближайшего угла и т.д. Так же обстоит дело и с социальным движением. Если постоянно вытягивать шею, пытаясь разглядеть подробную картину жизни через десятки и сотни лет, можно врезаться в ближайший столб.