История Востока. Том 1. Восток в древности

КО ВСЕМ РАЗДЕЛАМ

Андерсон П. Размышления о западном марксизме. М., 1991.

Антипов Г. А. Историческое прошлое и пути его познания. Новосибирск, 1987.

Барг М. А. Категории и методы исторической науки. М., 1984.

Буржуазная историография второй мировой войны (отв. ред. О. А. Ржешевский). М., 1985.

Буржуазная социология на исходе XX века. Критика новейших тенденций (отв. ред. В. Н. Иванов). М., 1986.

Буржуазные революции XVII- XIX в. в современной зарубежной историографии. Отв. ред. И. П. Дементьев. М., 1986.

Виноградов К. Б. Буржуазная историография первой мировой войны. М., 1962.

Всеобщая история: дискуссии, новые подходы. Вып. 1-2. Отв. ред. А. О. Чубарьян. М., 1989.

Гулыга А. В. Искусство истории. М., 1980.

Диалог со временем: историки в меняющемся мире. Отв. ред. Л. П. Репина. М., 1996.

Ерофеев Н. А. Что такое история? М., 1976.

История и социология. Ред. В. В. Альтман, В. А. Куманев. М., 1964.

К новому пониманию человека в истории. Очерки развития современной западной исторической мысли. Отв. ред. Б. Г. Могильницкий. Томск, 1994.

Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М., 1987.

Количественные методы в советской и американской историографии. Отв. ред. И. Д. Ковальченко, В. А. Тишков. М., 1983.

Кон И. С. Философский идеализм и кризис буржуазной исторической мысли. М., 1959.

Лооне Э. Н. Современная философия истории. Таллин, 1980.

Могильницкий Б. Г. Введение в методологию истории. М., 1989.

Могильницкий Б. Г. О природе исторического познания. Томск, 1978.

Национальные исторические организации в странах Западной Европы и США. Отв. ред. В. В. Согрин. М., 1988.

Политическая история на пороге XXI в.: традиции и новации. Отв. ред. Л. П. Репина. М., 1995.

Ракитов А. Г. Историческое познание. М., 1982.

Репина Л. П. "Новая историческая наука" и социальная история. М., 1998.

Савельева И. М., Полетаев А. В. История и время. В поисках утраченного. М., 1997.

Салов В. И. Историзм и современная буржуазная историография. М., 1977.

Санцевич А. В. Методика исторического исследования. Киев, 1984.

Современная зарубежная немарксистская историография. Критический анализ. Отв. ред. В. Л. Мальков. М., 1989.

Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996.

Социальная история: проблемы синтеза. Отв. ред. В. В. Согрин. М., 1994.

Философские проблемы исторической науки. Отв. ред. А. В. Гулыга, Ю. А. Левада. М., 1969.

Философия и методология истории. Под ред. И. С. Кона. М., 1977.

Экономическая история: проблемы, исследования, дискуссии. М., 1993.

К ГЛАВАМ ПО ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Актуальные проблемы изучения истории Великой Французской революции (Материалы "круглого стола" 19-20 сентября 1988г.). Отв. ред. Е. Б. Черняк. М., 1989.

Альперович М. С. Советская историография стран Латинской Америки. М., 1968.

Болховитинов Н. Н. Изучение новой истории США в СССР // Болховитинов Н. Н. США: проблемы истории и современная историография. М., 1980.

Болховитинов Н. Н. Россия и США: архивные документы и исторические исследования. Аналитический обзор. М., 1984.

Великая французская революция: история и современность // Материалы международной научной конференции 23-24 ноября 1989 г. Под ред. Б. Н. Бессонова. М., 1990.

Галкин И. С. Н. М. Лукин - революционер, ученый. М., 1984.

Гусев В. В. Изучение новой истории стран Западной Европы и США в СССР. 1976-1981. Воронеж, 1983.

Драбкин Я. С. Проблемы и легенды в историографии германской революции 1918-1919. М., 1990.

Дудзинская Е. А. Международные научные связи советских историков. М., 1978.

Дунаевский В. А., Кучеренко Г. С. Западноевропейский утопический социализм в работах советских историков. М., 1981.

Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М., 1996.

История и сталинизм. Сост. А. Н. Мерцалов. М., 1991.

Италия в трудах советских историков. Отв. ред. Л. С. Чикалин. М., 1989.

Мерцалов А. Н. В поисках исторической истины. М., 1984.

Проблемы всеобщей истории. Историографический сборник. Отв. ред. В. Г. Ревуненков. Л., 1967.

Проблемы историографии международных отношений и национальных движений в странах Западной Европы. Отв. ред. М. Т. Панченкова. М., 1982.

Рахшмир П. Ю. Историография западноевропейского фашизма. Пермь, 1993.

Ревуненков В. Г. Марксизм и проблема якобинской диктатуры (историографический очерк). Л., 1966.

Советская историография. Под ред. Ю. Н. Афанасьева. М., 1996.

Соколов О. Д. М. Н. Покровский и советская историческая наука. М., 1970.

Советская латиноамериканистика 1961-1986. Отв. ред. В. В. Вольский. М., 1986.

Строганов А. И. Латинская Америка в XX в. проблемы развития и модернизации общества. Научный доклад. М., 1997.

Чапкевич Е. И. Евгений Викторович Тарле. М., 1997.

К ГЛАВАМ ПО ИСТОРИОГРАФИИ США

Болховитинов Н. Н. США: проблемы истории и современная историография. М., 1980.

Болховитинов Н. Н., Согрин В. В. Об основных тенденциях в развитии историографии США // Современная зарубежная немарксистская историография. Критический анализ. Отв. ред. В. Л. Мальков М., 1989.

Дементьев И. П. Чарлз Остин Бирд // Новая и новейшая история. 1995. № 3.

Дементьев И. П. Американская историография гражданской войны в США (1861-1865). М., 1963.

Историография // История США. т. 1. Гл. ред. Г. Н. Севостьянов. М., 1983-1987.

Кунина А. Е. США: методологические проблемы историографии, практика исследований. М., 1988.

Листиков С. В., Станкевич С. Б. Изучение социальной истории в США // Современная зарубежная немарксистская историография. Критический анализ. Отв. ред. В. Л. Мальков. М., 1989.

Могильницкий Б. Г., Николаева И. Ю., Гульбин Г. К. Американская буржуазная "психоистория" // Критический очерк. Томск, 1985.

Мурадян А. А. Американская историография тихоокеанской политики США в американской историографии // От колониального периода до гражданской войны 1861-8165 гг. / Под ред. Г. Н. Севостьянова. М., 1971.

Основные проблемы истории США в американской историографии 1861-1865 гг. Под ред. Г. Н. Севостьянова М., 1974.

Попова Е. И., Станкевич С. Б. Математические методы в американской историографии политической борьбы в конгрессе США // Американский ежегодник, 1981. М., 1981.

Попова Е. И. Внешняя политика США в американской политологии. М., 1987.

Ржешевский О. А. Война и история: Буржуазная историография США о второй мировой войне. М., 1984. 2-е изд.

Согрин В. В. Критические направления немарксистской историографии США XX в. М., 1987.

Тишков В. А. История и историки в США. М., 1985.

Уманский П. Б. Американская революция XVII в. в буржуазной историографии США (конец XVIII- 60-е гг. XX в.). Казань, 1988.

К ГЛАВАМ ПО ИСТОРИОГРАФИИ ВЕЛИКОБРИТАНИИ

Болдырева Н. Архивохранилища Великобритании // Проблемы британской истории. М., 1980.

Виноградов К. Б. Очерки английской историографии нового и новейшего времени. Л., 1975.

Еремин Л. Н. Некоторые проблемы генезиса идеологии британского империализма в английской буржуазной историографии // Вопросы методологии и истории исторической науки. Отв. ред. Ю. С. Кукушкин. М., 1977. Вып. 1.

Зверева Г. И., Модель Г. А. Организация исторической науки в Великобритании // Организация исторической науки в странах западной Европы. Отв. ред. В. В. Согрин. М., 1988.

Киссель М. А. Р. Дж. Коллингвуд - историк и философ // Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980.

Мещерякова Н. М. Прогрессивные историки Англии о народных движениях в буржуазной революции XVII века // Буржуазные революции XVII – XIX вв. в современной зарубежной историографии. Отв. ред. И. П. Дементьев. М., 1986.

Мучник В. М. Формирование и эволюция идейно-теоретических воззрений А. Дж. Тойнби. Томск, 1987.

Нейман А. М. Некоторые тенденции развития современной немарксистской исторической мысли в Англии и теоретико-познавательные воззрения Э. Х. Карра // Историческая наука и некоторые проблемы современности. Отв. ред. М. Я. Гефтер М., 1969.

Парфенов И. Д. Англия и раздел мира в последней трети XIX в. Проблемы историографии. Саратов, 1978.

Согрин В. В., Зверева Г. И., Репина Л. П. Современная историография Великобритании. М., 1991.

Шарифжанов И. И. Современная английская историография буржуазной революции XVII в.: основные идейно-методологические тенденции и направления. М., 1982.

Шарифжанов И. И. Современная английская буржуазная историография: проблемы, теории и метода. М., 1984.

К ГЛАВАМ ПО ФРАНЦУЗСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Адо А. В. Великая французская революция и ее современные критики // Буржуазные революции XVII-XIX вв. в современной зарубежной историографии. Отв. ред. И. П. Дементьев. М., 1986.

Афанасьев Ю. Н. Историзм против эклектики. Французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной историографии. М., 1980.

Бессмертный Ю. Л. "Анналы: переломный этап? " // Одиссей, 1991. М., 1991.

Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории. Под. ред. И. С. Кона. М., 1977.

Бродель Ф. Свидетельство историка // Французский ежегодник. М., 1984.

Вжозек В. Историография как игра метафор: судьбы "новой исторической науки" // Одиссей, 1991. М., 1991.

Годшо Ж. О книге Ф. Фюре // Французский ежегодник, 1979. М., 1981.

Годшо Ж. Альбер Матьез // Французский ежегодник, 1982. М., 1984.

Гуревич А. Я. Марк Блок и "Апология истории" // Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1986.

Гуревич А. Я. Уроки Люсьена Февра // Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа "Анналов" М., 1993.

Далин В. М. Историки Франции XIX-XX в. М., 1981.

Дюби Ж. Развитие исторических исследований во Франции после 1950 года // Одиссей, 1991. М., 1991.

Ле Гофф Ж. Существовала ли французская историческая школа "Анналов"? // Французский ежегодник 1968. М., 1970.

Манфред А. З. О некоторых спорных и нерешенных вопросах историографии Великой французской революции // Французский ежегодник, 1976. М., 1978.

Пименова Л. А. "Анналы". Экономики. Общества. Цивилизации. // Тhesis. Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Гл. ред. А. Полетаев М., 1993, т. 1, вып. 1.

Савина И. С. Французская историография движения Сопротивления во Франции // Зарубежная историография антифашистского движения Сопротивления в странах Западной Европы. Под ред. Н. П. Комоловой. М., 1988.

Смирнов В. П., Посконин В. С. Традиции Великой французской революции в идейно-политической жизни Франции. Гл. 1, 2, 5. М., 1991.

Собуль А. Жорж Лефевр - историк французской революции // Французский ежегодник, 1959. М., 1961.

Собуль А. Классическая историография французской революции // Французский ежегодник, 1976. М., 1978.

Собуль А. Жорес, Матьез и история французской революции // Французский ежегодник, 1980. М., 1982.

Соколова М. Н. Современная французская историография. Основные тенденции в объяснении исторического процесса. М., 1979.

Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг школы "Анналов". М., 1993.

Фюре Ф. О некоторых проблемах, поставленных развитием отечественной истории // Философия и методология истории. Под ред. И. С. Кона. М., 1977.

Черняк Е. Б. 1794 год: актуальные проблемы исследования Великой Французской революции // Французский ежегодник, 1987. М., 1989.

Шоню П. Экономическая история: эволюции и перспективы // Тhesis. Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Гл. ред. А. Полетаев. М., 1993, т. 1, вып. 1.

К ГЛАВАМ ПО ГЕРМАНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Драбкин Я. С. Проблемы и легенды в историографии германской революции 1918-1919. М., 1990.

Мерцалов А. Н. Западногерманская буржуазная историография второй мировой войны. М., 1978.

Мерцалова Л. А. Немецкое Сопротивление в историографии ФРГ. М., 1990.

Оболенская С. В. Бисмарк в современной западногерманской буржуазной историографии // Ежегодник германской истории, 1984. М., 1986.

Оболенская С. В. Проблемы образования германской империи 1871 г. в освещении современной буржуазной историографии ФРГ // Ежегодник германской истории, 1987. М., 1988.

Оболенская С. В. "История повседневности" в современной историография ФРГ // Одиссей. Человек в истории. 1990. М., 1990.

Овчинникова Л. В. Крах Веймарской республики в буржуазной историографии ФРГ. М., 1983.

Орлова М. И. Германская революция 1918-1919 гг. в историографии ФРГ. М., 1986.

Патрушев А. И. Неолиберальная историография ФРГ. Формирование, методология, концепции. М., 1981.

Патрушев А. И. Проблемы германской революции 1848-1849 гг. в буржуазной историографии ФРГ // Буржуазные революции XVII-XIX вв. в современной зарубежной историографии. Отв. ред. И. П. Дементьев. М., 1986.

Патрушев А. И. Расколдованный мир Макса Вебера. М., 1992.

Салов В. И. Современная западногерманская буржуазная историография. М., 1968.

Сухоруков С. Р. Западногерманская буржуазная историография советско-германских отношений 1917- 1932. М., 1976.

ФРГ глазами западногерманских социологов. Техника - интеллектуалы - культура. М., 1989.

К ГЛАВАМ ПО ИСТОРИОГРАФИИ ИТАЛИИ И СТРАН ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ

Бондарчук В. С. Проблема итальянского якобинизма в историографии Италии (40- 60-е годы) // Буржуазные революции XVII-XIX вв. в современной буржуазной историографии. Отв. ред. И. П. Дементьев. М., 1986.

Григорьева И. В. Исторические взгляды Антонио Грамши. М., 1978.

Григорьева И. В. Наследие Антонио Грамши и некоторые проблемы современной историографии буржуазных революций // Буржуазные революции XVII-XIX вв. в современной зарубежной историографии. Отв. ред. И. П. Дементьев. М., 1986.

Михайленко В. И. Итальянский фашизм: основные вопросы историографии. Свердловск, 1987.

Ромео Р. Послевоенная итальянская историография нового времени (1815- 1915) // Проблемы советско-итальянской историографии. Материалы советско-итальянской конференции историков 12-14 октября 1964 г. Отв. ред. С. Д. Сказкин. М., 1966.

Токарева Е. С. Организация исторической науки в Италии // Организация исторической науки в странах Западной Европы. Отв. ред. В. В. Согрин. М., 1988.

Филатов Г. С. Проблема "второго Рисорджименто" в историографии итальянского Сопротивления // Объединение Италии: 100 лет борьбы за независимость и демократию. М., 1963.

* * *

Матлина А. А. Критические концепции "мирной" регулируемой революции. М., 1971.

Окунева Л. С. Политическая мысль современной Бразилии: теории развития, модернизации, демократии. М., 1994.

Посконина Л. С. Латинская Америка: критика леворадикальных концепций. М., 1980.

Шульговский А. Ф. Романтизм и позитивизм в Латинской Америке // Вестник мировой культуры, 1960, № 4.

Шульговский А. Ф. Теория " демократического цезаризма" и венесуэльская действительность // Венесуэла. Экономика. Политика. Культура. М., 1967.

ПРОИЗВЕДЕНИЯ КРУПНЕЙШИХ ЗАРУБЕЖНЫХ УЧЕНЫХ ХХ ВЕКА

Арендт Х. Истоки тоталитаризма. Пер. с англ. М., 1996.

Арон Р. Этапы развития социологической мысли. Пер. с фр. М., 1993.

Блок М. Апология истории. Пер. с фр. М., 1986.

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV- XVIII вв.:

3 тома. Пер. с фр. М., 1986-1992.

Бурстин Д. Американцы: 3 тома. Пер. с англ. М., 1993.

Вебер А. Избранное: кризис европейской культуры. Пер. с нем. СПб., 1999.

Вебер М. Избранные произведения. Пер. с нем. М., 1990.

Вебер М. Избранное: Образ общества. Пер. с нем. М., 1994.

Гадамер Х. Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. Пер. с нем. М., 1988.

Геллнер Э. Нации и национализм. Пер. с англ. М., 1995.

Гэлбрейт Д. Новое индустриальное общество. Пер. с англ. М., 1969.

Зомбарт В. Буржуа. Пер. с нем. М., 1994.

Камю А. Бунтующий человек. Пер. с фр. М., 1990.

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. Пер. с англ. М., 1980.

Кроче Б. Теория и история историографии. Пер. с итал. М., 1998.

Манхейм К. Диагноз нашего времени. Пер. с нем. и англ. М., 1994.

Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. Пер. с фр. М., 1996.

Ортега- и- Гассет Х. Дегуманизация искусства. Пер. с исп. М., 1991.

Оссовская М. Рыцарь и буржуа: Исследования по истории морали. Пер. с польск. М., 1987.

Поппер К. Р. Открытое общество и его враги: 2 тома. Пер. с англ. М., 1992.

Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. Пер. с нем. СПб., 1997.

Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. Пер. с нем. М., 1998.

Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. Пер. с англ. М., 1968.

Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. Пер. с англ. М., 1992.

Тойнби А. Дж. Постижение истории. Пер. с англ. М., 1991.

Трёльч Э. Историзм и его проблемы. Пер. с нем. М., 1994.

Февр Л. Бои за историю. Пер. с фр. М., 1991.

Фромм Э. Душа человека. Пер. с англ. М., 1992.

Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. Пер. с фр. М., 1998.

Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. Пер. с англ. М., 1992.

Харц Л. Либеральная традиция в Америке. Пер. с англ. М., 1992.

Хобсбоум Э. Нации и национализм после 1780 года. Пер. с англ. СПб., 1998.

Шлезингер-мл. А. Циклы американской истории. Пер. с англ. М., 1992.

Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Том 1: Гештальт и действительность. М., 1993. Том 2: Всемирно- исторические перспективы. Пер. с нем. М., 1998.

Элиаде М. Космос и история. Пер. с фр. и англ. М., 1987.

Ясперс К. Смысл и назначение истории. Пер. с нем. М., 1991.

История Востока. Том 1. Восток в древности

История Востока. Том 1. Восток в древности
Автор: Якобсон В.А. (отв. ред.)
Издательство: Восточная литература
Год издания: 1997

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДКОЛЛЕГИИ СЕРИИ

В последние десятилетия XX в. принципиально по-новому встали глобальные проблемы человечества. Явственно обнаружилась планетарная взаимосвязь самых различных аспектов и проявлений культуры. Вместе с тем локальные цивилизации самоидентифицируются и противостояние между ними по видимости усиливается. Новое заключается в том, что столкновение этих двух тенденций сейчас опасно обострилось. Однако, указанные противоречивые тенденции своими корнями уходят в далекое прошлое народов. Это повышает актуальность исторических исследований, особенно обобщающих и компаративистских.

Различные исторические школы Востока и Запада, радикальной или консервативной ориентации, продолжают дискутировать по поводу национальных "приоритетов" заселения тех или иных регионов, маршрутов исторических миграций, хронологии этногенеза больших и малых народов, этнической принадлежности деятелей древней и средневековой культуры и т.д. При этом историки (включая нашу отечественную школу востоковедения) часто "уходят" от сравнительно-исторических исследований, позволяющих раскрывать совершенно новые, не изведанные ранее грани мировой системы цивилизаций. Между тем только с позиций компаративистики можно уяснить, что историко-хронологический "разрыв" в становлении различных локальных цивилизаций или даже "параллельность" их, отнюдь не свидетельствует об их изолированности друг от друга или о том, что каждая из них подчиняется лишь своим собственным, уникальным закономерностям. В локальных цивилизациях обнаруживаются фундаментальные закономерности общественного прогресса. Показать, как проявляют себя эти закономерности в необычайно богатой и, несомненно, индивидуальной истории восточных народов от Японских островов и Индонезии до Средиземноморья, - главная исследовательская задача большого авторского коллектива данного издания.

Всемирность истории - понятие внутренне противоречивое. Хотя мы считаем, что история развивается по объективным законам, общим для всего человечества, но законы эти на региональном и страновом уровне проявляются по-разному. Идея прогресса, или последовательного движения по ступеням общественно-экономического развития, применима без оговорок лишь при изучении развития человечества в целом, а не каждого из составляющих его этносов. В этом смысле история отдельной страны или группы стран, региона, если она искусственно вырывается из общечеловеческого контекста, что-то теряет в своей целостности. Всеобщая связь и взаимодействие этносов, рас и локальных цивилизаций являются важными факторами исторического процесса. "Эксперименты", поставленные самой историей, например территориальная изоляция американских индейцев, австралийских аборигенов и т.п., убеждают, что без непрерывных взаимовлияний ослабевает, вплоть до полного затухания, импульс к прогрессу. История как бы "останавливается", подобно не заведенному вовремя часовому механизму.

Вместе с тем конкретные пути развития исторических общностей многовариантны, а локальные формы могут совершенно не вписываться в логический ряд. Поэтому не может быть полной идентичности закономерностей развития на локальном, региональном и глобальном уровнях. Скажем, как бы глубоко наука ни изучила историю Западной Европы, нет основания считать, что она познала всемирно-исторические закономерности. Еще меньше оснований заключать, что Западная Европа дает нам ключ к пониманию закономерностей истории отдельных цивилизаций Востока. Приходится об этом говорить, потому что прямолинейный перенос локальных европейских терминов, категорий, определений на историю других регионов и всего мира был до недавнего времени характерен для отечественной, да и для мировой науки. Дальнейшее развитие теории истории должно заключаться в совершенствовании историософского инструментария не только на глобальном уровне, но и на уровне регионов.

Выбор "Востока" в качестве самостоятельного объекта региональной истории может вызвать сомнения. В данной работе "Востоком" называется территория азиатских и североафриканских стран. Таково традиционное определение "Востока" в классической западноевропейской науке, которое постепенно закрепилось также в нашей стране и выразилось в существовании комплекса наук "востоковедение".

Понятие "Восток" появилось впервые в Европе еще в античную эпоху. Именно древние греки мысленно разделили человечество на "Запад" и "Восток", причем "Запад" ассоциировался с полисом, демократией, свободой личности, а "Восток" - с Персидской империей, жестоким подавлением человека, деспотизмом. Граница между Востоком и Западом была подвижна, менялось также осознание существа их противопоставления. В средние века оно осмыслялось как противостояние христианского (прежде всего католического) и нехристианского мира. Нередко к "Востоку" относили также Восточную Европу, ареал православия.

Прогресс европейской науки и техники, появление "человека Возрождения" сделали возможными великие географические открытия XV - XVI вв., положившие начало колониальной экспансии сначала иберийских государств - Португалии, Испании, затем Голландии, Англии, Франции. С этого времени контакты между Европой, с одной стороны, Азией и Северной Африкой - с другой, становятся более тесными. Опережающее социально-экономическое развитие Европы, обнаружившее себя со всей очевидностью уже в XVI - XVII вв., и органически связанное с ним разложение феодализма внесли новое смысловое содержание в понятие "Восток". Цивилизационное отличие все более четко осознавалось как противостояние развитости и отсталости.

В период новой истории выявилось, что Европа противостоит всему неевропейскому миру. Дихотомия развитость - отсталость поделила мир уже не на Запад - Восток, а на Север - Юг. Вновь был поставлен вопрос о том, насколько правомерно размышлять о Востоке как о регионе. С одной стороны, можно ли говорить о единстве Востока, состоящего из трех столь различных цивилизаций, как Ближневосточная, Дальневосточная и Южноазиатская? С другой стороны, если все эти три цивилизации имеют что-то общее в своей судьбе и в этом смысле противостояли и противостоят Западу, то остальное человечество - Тропическая Африка, доколумбова Америка - разделило печальную судьбу трех цивилизаций (в том смысле, что пережило колониализм) и противостоит Западу не в меньшей мере. Многие считают, что именно такое членение человеческой истории: Запад, с одной стороны, и весь незападный мир - с другой, - является наиболее значимым.

К обсуждению вопроса о членении человечества на исторические регионы следует вернуться после того, как история Европы, Северной Америки, Востока, Тропической Африки и Латинской Америки будет изучена в одинаковой степени. Что же касается относительной целостности Востока как исторического региона, то эта проблема - одна из самых главных в предлагаемом труде. Как понимает наш читатель, данное предисловие пишется тогда, когда большинство томов пока еще находится в стадии разработки. Стало быть, предисловие не может предвосхитить основные выводы, особенно обновленные, к которым авторы придут в процессе работы над данным трудом. Сейчас можно лишь сказать, что задача, как ее видят авторы, заключается не в механическом сведении различных глав по истории отдельных стран, а в уяснении исторического процесса в целом, как он развертывался на просторах Азии и Северной Африки, охватывая временами значительные сопредельные территории Европы (Испанию, Балканский полуостров). Мы будем настойчиво искать, что связывало этот огромный регион помимо торговых (Великий Шелковый путь) и военных (держава Чингис-хана) отношений, что было сходного и сопоставимого в облике исламских, индуистских, буддийских и конфуцианских обществ, несмотря на все их несомненные и яркие отличия. Разумеется, пути развития отдельных восточных субрегионов (стран) также должны быть прослежены. В противном случае читатель получит не "Историю Востока", а лишь абстрактно-социологическую схему истории.

Востоковедение по существу с момента своего возникновения пытается отыскать объективное, действенное, отвечающее исторической правде и здравому смыслу соотношение между общечеловеческим и специфическим в истории народов и стран Востока. Был испробован (и, к сожалению, до сих пор не отброшен) весь спектр суждений по этому вопросу - от утверждения, что "Запад и Восток не имеют ничего общего", до полного отрицания восточной специфики. В историографии последних десятилетий советского периода поиски общего, поиски европейских аналогий и настороженное отношение к специфичному, пожалуй, преобладали. Это было вызвано как догматическими методами переноса схемы формаций на восточный материал, так и необходимостью, как она понималась, борьбы с различными колониалистскими искажениями истории.

Примерно с середины 80-х годов, особенно в условиях отхода от марксистской догматики, в историографии развернулся процесс более полного и глубокого осознания роли национальной, расовой, культурной специфики в истории народов - каждого в отдельности и всех вместе. "История Востока" представляет коллективную попытку отразить эту в целом благотворную эволюцию взглядов, прежде всего путем выявления особенностей социально-экономического, политического и культурного развития восточных обществ.

Принято выделять следующие периоды мирового исторического процесса: а) архаичный, или эпоху первобытнообщинных отношений; б) древний, или время возникновения, расцвета и разложения первых очаговых цивилизаций; иногда, общества этого периода называют "рабовладельческими"; в) средние века, или эпоху господства феодальных отношений; г) новое время, характеризуемое развитием капитализма, и, наконец, д) новейший период, характеристика которого еще неопределеннее, чем всех предыдущих, но который тем не менее, по наиболее распространенному мнению, начинается после первой мировой войны.

Авторы "Истории Востока" придерживаются в целом этой универсальной периодизации, однако считают, что теория формаций, на которой она базируется, нуждается в совершенствовании - и как теория всемирного исторического процесса, и особенно как инструмент анализа истории отдельной страны или региона. Внутри исторического потока каждый регион имеет свое лицо, переходы от одного этапа к другому в разных регионах или странах не только асинхронны, но и разнокачественны - с разным соотношением внутренних и внешних факторов.

Подчиняясь общим закономерностям перехода со ступени на ступень (название этих ступеней, обычно объект жарких дискуссий, - дело совершенно второстепенное). Восток отличается особой вялостью темпа и плавностью ритма. Некоторые его подрегионы тысячелетиями сохраняли этнический, социальный и культурный континуум, который резко противостоит взрывообразному и разрушительному процессу перехода Запада от одной формации к другой.

Разница в ходе истории и в облике восточных и западных обществ заключает в себе не только стадиальные, но и типологические различия. Иногда стадиальную и типологическую разницу понимают как дихотомию формационного и цивилизационного. Но следует учитывать, что специфика типологическая (различный характер государства, права, собственности и т.п.) не возникает на пустом месте, а формируется в ходе длительной исторической эволюции и является равнодействующей как неких генетически заложенных цивилизационных черт, так и темпа, ритма и стадии социального развития. Цивилизационный и стадиальный подходы можно понимать как синхронный и диахронный методы описания действительности. Содержательно эти два подхода отличаются тем, что один из них (стадиальный) фиксирует свое внимание на изменчивости, а другой (цивилизационный) - на "наследственности", на стабильном, сохраняющемся в данной популяции через все ее стадиальные изменения. Попросту говоря, нельзя противопоставлять цивилизационный и формационный подходы, как нельзя противопоставлять длину ширине. Это разные измерения относительно целостного исторического процесса, причем одно из них ничуть не умаляется от того, что существует другое.

Первые классовые (стратифицированные, государственные, городские) общества в человеческой истории возникли именно на Востоке - в Месопотамии и долине Нила. "Древнее общество" просуществовало, по нынешним воззрениям, по крайней мере около четырех тысяч лет. Ни по охвату территории и населения, ни по древности возникновения, ни по длительности существования античное рабовладельческое общество не может выдержать сопоставления с древневосточной цивилизацией. Уже только поэтому вряд ли плодотворно изучать древний Восток сквозь призму античности - считать его "неразвитым рабовладельческим" обществом и, следовательно, брать античность за всеобщий образец первой классовой формации.

В данной работе во многом учтены наиболее содержательные труды последних лет по древнему Востоку, в которых показано, что рабовладельческий уклад, при всей его значимости, не выполнял структурообразующих функций. В связи с этим, представляется логически и исторически обоснованным обозначать общественный строй, существовавший на древнем Востоке до первых веков христианской эры, несколько расплывчатым термином "древнее общество", оставив задачу его более содержательного терминологического определения будущим исследователям-востоковедам. Соотношение различных укладов, характерных для "древнего общества", этапы его развития уже достаточно выяснены. В этой теоретической модели определенное место принадлежит и античности как этапу и локальному варианту становления мировой системы цивилизаций.

Средневековый Восток авторы считают феодальным, но при этом также стремятся не переносить излишне прямолинейно на Восток европейские категории, связанные с понятием "феодализм". Сочетание "восточный феодализм" давно используется отечественными историками, однако оно все еще не обрело терминологической определенности. Что именно неевропейского и в то же время одинаково индийского и китайского в том обществе, которое существовало на Востоке в средние века? Ясно, что понимание "восточного феодализма" должно быть достаточно широким, чтобы охватить все основные цивилизации Востока, но в то же время сохранять известную определенность. Главное здесь заключается в том, что строй, наблюдавшийся в основных странах Востока к началу колониальных захватов, типологически имел весьма значительные отличия от строя предбуржуазной эпохи в Европе, но стадиально соответствовал последнему. В противном случае, невозможно объяснить достигнутый народами Востока социально-культурный уровень.

Именно эти соображения побудили авторов данного издания отказаться от концепции "азиатского способа производства". Данное понятие и сейчас, как известно, используется некоторыми учеными (иногда в несколько измененных вариантах - "государственного", "политарного" способа производства), но в весьма противоречивых значениях.

Для одних это основа первой классовой формации, стоящей между первобытностью и рабовладением. При таком подходе нам пришлось бы утверждать, что Восток к XVII - XVIII вв. еще не достиг уровня древних Афин и Спарты. Думается, что подавляющее большинство ученых, в том числе востоковедов, сочтет такое суждение противоречащим общеизвестным историческим фактам.

Для других "азиатский способ производства" - обозначение специфики Востока вообще, основа противопоставления восточных обществ, базирующихся на государственной собственности, всем западноевропейским, основанным на частнособственнической эксплуатации. При такой трактовке, Восток как бы вообще выпадает из процесса смены формаций, а региональные истории Востока и Запада предстают как два не связанных друг с другом процесса, подчиняющихся совершенно разным закономерностям. Разрушается целостность человечества, которая, как было отмечено ранее, для авторского коллектива является незыблемым постулатом, предпосылкой существования истории как науки.

Отрицая "восточную формацию", авторы издания в то же время отмечают для древних и средневековых обществ Востока такие специфические черты, как отсутствие или слабое развитие частной собственности и, следовательно, невысокий уровень индивидуализации личности, медленный эволюционный процесс изменений, растянувшийся на столетия и тысячелетия при отсутствии резких скачков между историческими эпохами, длительное и устойчивое сохранение архаических форм социальной организации. Именно в такой ситуации деспотическое государство берет на себя ключевые хозяйственные, социальные, культурные и иные функции, обеспечиваемые с помощью громадного аппарата власти и принуждения. И тем не менее восточнодеспотические государства не могли остановить процесс собственной эрозии и, рано или поздно, разрушались. Парадоксальность ситуации состояла в том, что и в условиях распада деспотии отнюдь не происходило быстрого интеллектуального или экономического подъема, а наблюдалось нечто противоположное - деградация и упадок, члены традиционного восточного общества вновь становились объектами очередного деспотического властвования, не менее всепроникающего и жестокого. Невыраженность индивидуализации личности - это, пожалуй, одно из наиболее заметных отличий восточных традиционных обществ от западных. Но эта черта не является причиной всех остальных особенностей Востока. Это лишь проявление всей системы общественных отношений, включавшей особую роль общин, кланов, каст, конфессиональных общностей и др., эмбриональное развитие правовых гарантий жизни и имущества и т.п. Комплекс данных общественных отношений, сложившийся в обществах (цивилизациях) Востока к началу нового времени, и стал причиной отсталости этого региона от Западной Европы, колониального и полуколониального его порабощения.

История неумолимо сталкивает общества разных уровней развития и никому не позволяет бесконечно лелеять свою специфичность. Любое общество, задержавшееся в своем развитии, начинает испытывать неудержимый натиск более передового общества - военный, культурный, политический и т.п. Развитие отставшего при этом несколько убыстряется, но, как правило, и деформируется. В результате подобного "толчка" создаются "вторичные" и "третичные" формы, которые заставляют по-новому ставить вопрос о типологических особенностях региона, в данном случае Востока.

Капитализм был первой формацией, к которой Восток переходил при огромном внешнем воздействии Европы. До этого можно говорить об обратном - мощном воздействии восточных экономик на западные. В новое время Восток познакомился не столько с предпосылками, сколько с результатами капиталистической цивилизации, и прежде всего с колониальным поработителем (личностью, сформированной Возрождением, Реформацией, Просвещением), оснащенным новейшим оружием, созданным на базе технических достижений европейского городского свободного ремесла и мануфактуры. Буржуазные идеи свободы, равенства и братства, принципы национализма стали проникать на Восток раньше, чем здесь сформировались капиталистический уклад и буржуазная социальная структура. Наметился целый ряд других "нарушений" естественноисторической модели становления капиталистической формации, осмысление которых служит ныне ареной актуальных научных споров.

В ранние периоды истории тот или иной региональный вариант цивилизационного развития на Востоке если не в решающей степени, то во многом был обусловлен эндогенными факторами; особо важную роль играли экологические условия, определившие не только род хозяйственной деятельности "морских", "континентальных" и иных обществ, но и многие черты традиционной социально-экономической структуры. Экзогенные факторы приобрели особую значимость лишь в новое время, когда на волне резкого усиления колониального натиска развернулся интенсивный процесс включения стран Востока в мировой рынок и позднее - в мировое хозяйство. Немаловажным фактором локальных конкретно-страновых вариантов развития в новое и новейшее время стали политический статус той или иной страны в мировом сообществе - колониальный или полуколониальный, а также серьезные различия "колониализмов" (более гибкого и маневренного британского, более консервативных голландского и французского и пр.).

Освободившись от колониальной и полуколониальной зависимости, страны Востока встали перед необходимостью модернизации. И вновь выбор пути, модели развития, определился в ходе взаимодействия внешних и внутренних, объективных и субъективных факторов. Одни страны избрали импортозамещающую модель индустриализации, другие - экспорториентированную. С этими двумя моделями связаны разные взаимоотношения с мировым рынком и с центрами мировой экономики. Не только разные экономические стратегии, но и политико-идеологические предпочтения элиты вызвали к жизни различные типы государственного вмешательства в экономику - от сравнительно поверхностного регулирования ("капиталистическая модель") до огосударствления большей части экономики (режимы "социалистической ориентации" или "некапиталистического развития"). Любой из путей развития не приводил к всеобщему подъему благосостояния, почти всегда вызывал обострение социальных противоречий и усиление идеологического противостояния. В каждой из стран "третьего мира" боролись и борются свои "коммунисты" и "капиталисты", "западники" и "почвенники". Последние часто используют религиозные традиции ("фундаментализм"), идеи исключительности своей цивилизации, ее особой роли в мире. Все эти процессы в зарубежных странах интересны сейчас российскому читателю не только сами по себе, но и потому, что в них просматриваются параллели с тем, что происходит в нашей стране. Страны "третьего мира" накопили громадный позитивный опыт борьбы с бедностью, неразвитостью, экономической стагнацией, политической апатией - опыт, который востоковеды обязаны донести до российской общественности. Впрочем, накоплено также много негативного опыта, может быть, еще более поучительного.

Не все новые подходы сейчас уже устоялись. Но абрис некоторых из них вырисовывается.

Самое, пожалуй, важное - в конце XX в. изменилось наше отношение к насилию в истории. Ранее мы не видели в насильственных действиях, приводивших к большому количеству жертв, ничего особенно одиозного. В лучшем случае отмечали происшедшее в результате этого "разрушение производительных сил". Если же насильственные акты совершались против "угнетателей" (феодалов, правителей, колонизаторов, империалистов), то пользовались нашим устойчивым сочувствием. Народные движения, восстания, революции, так же как и верхушечные перевороты, оценивались в основном по "решительности", т.е. по количеству жертв - чем их больше, тем быстрее прогресс. Но к исходу XX столетия стало очевидным: человеческие жизни не являются больше донором прогресса. Исторический прогресс через насилие себя исчерпал. Вопрос для историка звучит так: не произошло ли это значительно раньше, чем было осознано? Не следует ли по-другому оценить благотворность восстаний и революций прошлого? Каждый раз, когда мы имеем дело с "прогрессом", достигнутым через насильственные действия, мы должны ставить вопрос о цене, заплаченной за это. Сплошь и рядом цена оказывается непомерно высокой, и тогда вместо прогресса мы имеем дело с его оборотнями.

К. Маркс как-то сказал, что насилие - повивальная бабка истории. Сегодня мы понимаем: это неверно. Профессия повивальной бабки - одна из самых гуманных. Акушерка не убивает мать, чтобы освободить ребенка. Ее задача - чтобы оба выжили. Так что, отвергая историкотворческую функцию насилия в современную нам эпоху, миссию "повивальной бабки" мы мысленно передаем не революциям, а реформам. Реформа есть преобразование, совершаемое существующей в настоящее время властью, которая в процессе преобразований свои властные функции стремится сохранить. Таким образом, в любой реформе присутствует и консервирующее, или даже консервативное, начало, и это вполне естественно. Но лишь медленные изменения оказываются прочными. Революции же, разрушая то, что еще не успело отмереть, вызывают регенерацию старых форм.

Часть проблемы насилия в истории - вопрос о роли классовой борьбы. Классы существуют, имеют разные интересы, и потому борьба между ними так или иначе идет, иногда очень остро. Однако, будучи функционально связаны друг с другом, классы не только борются, но и сотрудничают друг с другом. Их отношения, таким образом, вполне укладываются в диалектическую формулу "единство и борьба противоположностей". Случаи совпадения интересов и совместных действий, скажем, крупных землевладельцев и крестьян или капиталистов и их рабочих известны, и остается лишь объективно их показать.

Более взвешенной оценки заслуживает и такое явление, как колониализм, а также национально-освободительная борьба против него. Колониализм - великое столкновение формаций и цивилизаций, в котором пострадали многие, в том числе и метрополии, но из которого родилось человечество нового и новейшего времени. В то время "диалог цивилизаций" мог идти только под аккомпанемент пушек. Народы Азии, Африки и Америки, конечно, пострадали в первую очередь и в большей мере, чем народы Западной Европы, но расхожее мнение о постоянном перекачивании средств из колоний в метрополии, о том, что Европа убыстрила свое развитие и обогнала страны Азии благодаря их ограблению, в ходе исследований не подтвердилось. Величина "колониальной дани" в разные периоды и различных ситуациях - это еще один вопрос, который требует конкретного анализа.

Теория "империализма", выдвинутая В.И. Лениным в начале века, не подтвердилась. Не произошло ни замены конкуренции монополией, ни создания "финансового капитала", ни полного колониального раздела мира. Самое главное - тот этап капитализма, который наблюдал В.И. Ленин, оказался не последним. Колониализм сошел со сцены в результате действия ряда политэкономических, политических и психологических факторов, среди которых национально-освободительная борьба была не единственным, а может быть, и не главным. Настало время на базе фактического материала еще раз пересмотреть события антиколониальной борьбы: какие из них оказались благотворными для развития колоний или для становления нации, а какие отбрасывали страну и народ назад, вели к замене одной формы деспотизма (колониальной) другой формой, еще более жестокой и антинародной, хотя и "самостоятельной".

И последняя из тех проблем, новый подход к которым напрашивается уже сейчас. В свое время через марксизм отечественные историки усвоили мысль, что история должна интересоваться не только великими личностями, войнами и завоеваниями, но в первую очередь жизнью и деятельностью широких народных масс. Но понимался этот тезис все же несколько односторонне - как преимущественное внимание к социально-экономическим процессам и к проявлениям классовой борьбы. Сейчас нам стало яснее, что важную роль в детерминации исторических событий играют также идущие в глубине массового сознания социально-психологические и духовные процессы. Этим процессам в последующих томах будет уделено особое внимание.

В завершающем томе найдет отражение также формирование в последние десятилетия XX в. новых центров общественно-экономического развития в Азиатско-Тихоокеанском и других регионах Востока - процесс, заставивший многих ученых говорить о том, что XXI век будет веком Азии.

Предполагаемый труд - первая в истории отечественного востоковедения попытка исследования в рамках многотомного сочинения основных особенностей и этапов исторического процесса на Востоке с древности до наших дней. Характер издания, равно как и современный уровень наших знаний, обусловил то, что не все вопросы истории восточных народов получат в нем одинаково подробное освещение. Целый ряд проблем все еще ждет своих исследователей. Это определило гипотетичность некоторых обобщающих суждений. Единая позиция авторов по ряду основополагающих проблем не исключает различий во взглядах между ними по ряду конкретных вопросов истории той или иной страны. Редколлегия не считала себя вправе сглаживать те противоречия, которые реально существуют между различными исследователями - авторами глав.

"История Востока" - итог многолетнего труда большого коллектива отечественных востоковедов. В его создании принимали участие научные сотрудники Института востоковедения РАН, Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН, Института всеобщей истории РАН, Института отечественной истории РАН, Института Африки РАН, профессора и преподаватели МГУ им. М.В. Ломоносова и ряда других высших учебных заведений и научных центров.

Деление на тома в основном соответствует этапам мировой истории, выделенным выше, но с учетом специфики исторического пути Востока:

Том I. Восток в древности (с древнейших времен до первых веков христианской эры).

Том II. Восток в средние века (с первых веков христианской эры до XV в. включительно).

Том III. Восток на рубеже нового времени (XVI - XVIII вв.).

Том IV. Восток в новое время (с конца XVIII до первых десятилетий XX в.).

Тома V и VI. Новейшая история Востока, части первая и вторая (от первой мировой войны до наших дней).

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ

История древнего Востока есть история древнейших цивилизаций, чьи достижения, а также и бедствия прямо или косвенно определяют все дальнейшее развитие человечества.

В этом томе мы предполагаем показать причины и пути возникновения первых цивилизаций и их взаимодействие между собой, а также с периферийными обществами. Нам предстоит охарактеризовать основные пути социально-исторического развития обществ древнего Востока, сопоставляя их по возможности с древними обществами других регионов. Особое внимание должно быть уделено соотношению общего и особенного в развитии древних обществ, т.е. показу основных и, по нашему мнению, всеобщих движущих сил исторического развития и их конкретных проявлений соответственно времени и месту. В этой связи необходимо будет специально остановиться на роли культурных институтов, этических ценностей и социальной психологии. При изложении политической истории авторы постараются уделять должное внимание анализу форм государства, идеологическим представлениям о власти, формированию структуры общества и форм зависимости.

Этот том создан на основе третьего (исправленного и дополненного) издания трехтомной "Истории древнего мира" (М., 1989), в свою очередь исправленного и дополненного; ряд глав был написан или отредактирован заново.

Необходимость почти непрерывных исправлений и особенно дополнений вытекает из бурного развития востоковедения в последние десятилетия. Это развитие безостановочно продолжается, принося новые, подчас сенсационные материалы (например, открытие Эблы и ее архивов). Одновременно идут постоянные и горячие теоретические дискуссии, лишь накал их то усиливается, то ослабевает. Разумеется, почти все советские историки стояли на позициях экономического детерминизма. Если историк хочет быть ученым, он не может не исходить из предположения, что существуют законы истории и что эти законы познаваемы. Все иные подходы сводятся в конечном счете либо к взгляду на историю как на некий конгломерат случайных или, во всяком случае, не имеющих единого объяснения процессов и событий, либо к различного рода телеологическим взглядам, предполагающим те или иные "конечные цели" исторического процесса, заданные человечеству или народу (расе) извне. Следует также отметить, что и сам детерминистский подход отнюдь не ведет к полному единообразию взглядов.

Итак, мы все в той или иной мере придерживаемся материалистического понимания истории, но не в той его плоско-догматической форме, которая еще недавно была у нас официальной идеологией. Мы исходим из того, что крупные изменения в области материального производства влекут за собой очень серьезные изменения в обществе. Однако не обязательно одни и те же, а в зависимости от того, на какой социально-культурный фон накладывается данное техническое нововведение. Так, распространение железа привело к тому, что полное вооружение воина стало доступно среднему общиннику античного города-государства, а это, в свою очередь, обеспечило становление и укрепление полисной демократии, создание "общины равных". Напротив, на Востоке та же самая технология и порожденное ею удешевление оружия привели к созданию массовых армий, находящихся на царском иждивении. С помощью этих армий были созданы крупные территориальные государства, а затем и империи.

Не менее важно рассмотреть те проблемы, которые являются предметом дискуссий, упомянутых выше. Никто не обладает монополией на истину, но к любой из соперничающих моделей следует предъявлять одинаковые требования: она должна быть внутренне непротиворечивой и соответствовать известным фактам. Как и во всякой другой науке, особенно ценным было бы наличие у модели не только объясняющей, но и предсказывающей способности, т.е. возможности на ее основе предполагать некие неизвестные доселе факты и даже указывать конкретные способы их обнаружения с последующим подтверждением этих предположений. К сожалению, эти теоретические требования трудно осуществимы (если вообще осуществимы в полном объеме) на практике. Невозможность построения полной и совершенно непротиворечивой теории в какой бы то ни было области науки доказана математически, а количество известных фактов в одних областях востоковедения стремительно растет, в других же остается практически без изменений. Поэтому сосуществование альтернативных моделей следует признать неизбежным на более или менее длительный период, с тем чтобы каждый автор был свободен в выборе модели, но последователен в ее применении. Этим правом мы и намерены воспользоваться, и теперь необходимо изложить, в чем состоит избранная нами модель. Но следует предупредить, что теоретические воззрения автора настоящего Предисловия не всегда полностью совпадают с воззрениями других авторов этого тома. Каждый из них писал свой раздел отдельно и независимо от других. Автор настоящего Предисловия (являющийся также и составителем тома) не считал возможным пытаться как-либо влиять на их теоретические позиции. Поэтому те или иные несовпадения или "непоследовательности" внутри этого тома (да и по отношению к другим томам) не должны удивлять. Таково состояние науки на нынешний день, она имеет не только бесспорные и крупные достижения, но и не решенные пока проблемы.

История древнего Востока - это, как уже сказано, история древнейших на земле классовых обществ, цивилизаций. Именно первичным цивилизациям принадлежат те важнейшие культурные достижения человечества, которые и сделали возможным его дальнейший прогресс и в значительной степени предопределили направление и характер этого прогресса. Главными из них являются:

1. Изобретение письменности, благодаря чему человечество получило бессмертную и способную хранить неограниченный объем информации коллективную память. Так стало возможно бесконечное накопление знаний и возникла новая профессия открывателей, накопителей и хранителей знания, как бы они ни назывались в том или ином обществе. Возникли также и системы отбора и подготовки людей для этой профессии, а в дальнейшем сама она начала подразделяться на подгруппы конкретных специалистов. Характерной чертой любой ранней цивилизации является глубокое уважение к знанию, появление мифологической фигуры "культурного героя", а также и превращение реальных исторических лиц в легендарных мудрецов.

2. Опыт организованного совместного труда значительных человеческих коллективов. Конечно, нам известны крупные сооружения, относящиеся и к эпохе первобытнообщинного строя: курганы, мегалитические постройки. Но только цивилизации ставят организованный труд в основу своего существования: именно он создает крупные ирригационные системы, храмы, дворцы и городские стены. С этим тоже увязано появление новых профессий - планировщиков, организаторов, управителей. Этот же принцип организации совершил переворот и в военном деле. Беспорядочная массовая драка или серия поединков была заменена схваткой построенных в четкие боевые порядки воинов. Оказалось, что воинский строй увеличивает силу отряда по меньшей мере на порядок. И здесь появились новые профессии - воина и полководца.

3. Наконец, именно на древнем Востоке возникли те формы политической жизни (гражданская община, различные типы государства, царская власть) и общественного сознания (религиозные и философские движения, ставящие во главу угла этику, индивидуальную ответственность человека за свои поступки), которые в дальнейшем распространились по всему земному шару.

Классовое общество ("цивилизация", в одном из значений этого слова) возникает лишь после того, как становится возможным производство прибавочного продукта, за счет которого общество и содержит аппарат управления, войско и "интеллигенцию", т.е. жрецов, писцов, ученых, художников и т.д. Ниже этот процесс будет рассмотрен более подробно, пока же отметим, что раньше всего такая возможность появляется в долинах великих рек субтропической зоны, а также примыкавшей к ней южной части зоны умеренного климата. Именно здесь обилие влаги для орошения, легкие аллювиальные и лёссовые почвы и достаточное (без орошения даже чрезмерное) количество солнечного тепла позволили при помощи сравнительно простых орудий обеспечить резкий подъем производительности труда. Следовательно, чрезвычайно существенную роль на заре цивилизации играет географический фактор. Им определяется характер хозяйства, а в некоторых случаях даже и форма государственного устройства. Например, специфические географические условия Египта (узкая полоса пригодной для обитания и для возделывания земли, вытянутая вдоль громадной реки - естественного пути через всю страну) очень рано привели к созданию здесь единого государства с мощной центральной властью, во главе которой стоял обожествленный царь. Альтернативой этому было бы лишь взаимное истребление враждующих номов. Вместе с тем не следует и преувеличивать роль географического фактора. Так, вопреки широко распространенной в нашей науке точке зрения, необходимость искусственного орошения не была побудительным мотивом к созданию крупных территориальных государств. В указанных речных долинах (как и в долинах Инда и Хуанхэ) не было и не могло быть в древности единой оросительной системы, управляемой из одного центра, а были многочисленные, независимые друг от друга местные системы. Исследования последних десятилетий, проведенные с помощью аэрофотосъемки, показывают, что, например, в Шумере главные оросительные системы на основе магистральных каналов и естественных ответвлений русла Евфрата были созданы еще в раннединастический период (т.е. в эпоху "номовых государств" - см. гл. II). В дальнейшем они лишь поддерживались и расширялись. Реки были чрезвычайно многоводны, так что не возникала конкуренция между местными оросительными системами из-за воды, хотя, конечно, случались раздоры между общинами, расположенными на одном канале. Кроме того, если бы объединение мелких государств в большие действительно вызывалось хозяйственными причинами, было полезно для общества, оно было бы быстрым и прочным. В действительности же, например в Месопотамии, объединительные попытки значительное время встречали ожесточенное и упорное сопротивление, так что для III - II тысячелетий до х.э. более типично не единство, а политическая раздробленность, характерная в течение значительного времени также для Индии и Китая. Египет, по указанным уже причинам, был исключением.

На самом же деле создание больших централизованных государств на месте первоначальной системы "номовых государств" есть результат завоеваний и стремления к увеличению возможностей эксплуатации населения. Иначе говоря, происходит экстенсивный рост абсолютного объема прибавочного продукта, что достигается сначала просто путем ограбления соседей, а в дальнейшем - путем увеличения своей территории и числа эксплуатируемого населения (подробно см. гл. XIII).

Поскольку в последнее время идут оживленные дискуссии о преимуществах и недостатках "стадиального" и "цивилизационного" подхода к изучению истории, представляется целесообразным очень кратко рассмотреть основные или по крайней мере наиболее модные ныне теории, а заодно попытаться уточнить и применяемую при этом терминологию.

Термин "цивилизация" впервые появляется, видимо, в XVIII в. (в трудах французского экономиста В.Мирабо и шотландского философа А.Фергюсона) для обозначения "зрелого" состояния человеческого общества. В современной научной литературе термины "цивилизация" и "культура" нередко употребляются как синонимы, но второй из них имеет длительную историю, восходящую еще к античности. Его содержание изменялось в сторону все большего абстрагирования, и в настоящее время под ним обычно понимается некий достигнутый уровень в общественном состоянии человечества или, в более узком смысле, данного общества или даже данной группы людей. Иными словами, культура есть органическая совокупность общественных условий и способов создания, распространения и сохранения материальных и духовных ценностей, а также и самих этих ценностей. Короче всего было бы сказать, что культура - это все, что не есть природа, но, как известно, наука логики запрещает отрицательные определения.

О культуре, следовательно, можно говорить уже для самых ранних стадий развития человеческого общества (палеолитические культуры, неолитические культуры). Для избежания путаницы термином "цивилизация" следовало бы обозначить лишь определенный уровень в развитии человеческого общества - классовое или стратифицированное общество, в котором родовые связи оттесняются в сознании людей на второй план, а на первый план выходят связи политические и идеологические, за которыми (в течение тысячелетий - невидимо) стоят связи экономические. Термин "культура" здесь должен употребляться как характеристика составных частей данной цивилизации - составляющих ее конкретных государств и общественных групп (сословий, классов, стран и т.п.).

Термин "цивилизация" первоначально употреблялся лишь в единственном числе и в самом широком смысле, но затем, под влиянием накопленных сведений о различных обществах вне Европы, речь идет уже о множестве различных цивилизаций. Существование локальных различий между цивилизациями (и культурами) во времени и пространстве - эмпирический факт. В связи с этим уже в XIX в. возникают две проблемы: проблема научной классификации и проблема взаимоотношений между цивилизациями. Следует сразу же сказать, что первая проблема остается не решенной по сей день. Единственное, что здесь более или менее достоверно, - это стадиальная классификация. В современной историографии она соответствует разделению цивилизаций на рабовладельческие (древние), феодальные (средневековые) и т.д., учитывая, разумеется, все проблемы, связанные с самой характеристикой стадий. Но на простой вопрос, чем различаются между собой, скажем, стадиально одинаковые древнемесопотамская и древнекитайская цивилизации, дать ясный и краткий ответ пока невозможно: для этого необходимо последовательно сопоставить между собой все сколько-нибудь значительные составляющие этих цивилизаций. Существующие определения либо имеют этнографический характер (египетская, месопотамская, индийская и т.д.), либо традиционны (античная), либо, наконец, основываются на какой-то характерной (по мнению исследователя!) черте данной цивилизации ("клинописная"). Все определения такого рода не содержательны и не операциональны, т.е. не могут быть положены в основу какой-либо классификации или сами по себе служить основанием для каких-либо логических построений. Тем не менее такие попытки продолжаются. Начало им положил, видимо, О.Шпенглер, утверждавший, что в каждой культуре (слово "цивилизация" он употреблял в особом смысле, об этом см. ниже) может быть обнаружен некий "первофеномен", из которого выводятся все остальные. Что и Шпенглеру не удалось решить задачу, видно из составленного им перечня культур: египетская, индийская, китайская, вавилонская, майя (т.е. здесь принцип определения - этногеографический), аполлоновская (античная), магическая (византийско-арабская), фаустовская (западноевропейская). Крайний субъективизм этих характеристик очевиден. Шпенглер полагал, что различие культур лежит в их "пластике", "инстинкте", т.е. находится в области художественно-психологической. По Шпенглеру, цивилизация - это последняя стадия умирающей культуры, когда творчество сменяется бесплодием, становление - косностью, деяние (как акт самовыражения) - работой, творчество - спортом и политикой. Каждая культура, полагает Шпенглер, есть живой организм, биологически несовместимый (как мы сформулировали бы теперь) с другими, не допускающий никаких заимствований, а культурного прогресса не существует.

Мы уделяем теории О.Шпенглера так много места не только потому, что она была в свое время весьма популярна, но и потому, что она и в наше время нередко в той или иной форме напоминает о себе (как правило, без упоминания первоначального автора). Хотя сам Шпенглер считал свою теорию "коперниковским переворотом" в изучении истории, в действительности и она, и эпигонские построения нашего времени представляют собой не столько науку, сколько литературу - неоромантизм весьма реакционного свойства (не случайно эта теор