Там же. С15

Глава 3. Советский легизм

В первоначальных тезисах к докладу Вышинского (и в его уст­ном докладе) формулировка нового общего определения выглядела так: "Право — совокупность правил поведения, установленных го­сударственной властью, как властью господствующего в обществе класса, а также санкционированных государственной властью обы­чаев и правил общежития, осуществляемых в принудительном по­рядке при помощи государственного аппарата в целях охраны, за­крепления и развития общественных отношений и порядков, вы­годных и угодных господствующему классу'".

В письменном же тексте доклада Вышинского и в одобренных Совещанием тезисах его доклада формулировка общего определе­ния права дана в следующей "окончательной редакции в соответ- ^. ствии с решением Совещания": "Ддаво — совокупность правил ^ поведения, выражающих волю господствующего класса, установ­ленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил об­щежития, санкционированных государственной властью, примене­ние которых обеспечивается принудительной силой государства в целях охраны, закрепления и развития общественных отношений и порядков, выгодных и угодных господствующему классу"².

В первоначальных тезисах и в докладе Вышинского отсутст­вовало определение советского права, но признавалась примени­мость этого общего определения и к советскому праву и говорилось, что анализ советского права с точки зрения указанного общего оп­ределения дает возможность раскрыть социалистическое содержа­ние советского права, его активно-творческую роль в борьбе за со­циалистический строй, за переход к коммунизму. В окончательной же редакции тезисов доклада Вышинского, одобренных Совещани­ем, дается следующее определение советского права: "Советское право есть совокупность правил поведения, установленных в зако­нодательном порядке властью трудящихся, выражающих их волю и применение которых обеспечивается всей принудительной силой социалистического государства, в целях защиты, закрепления и развития отношений и порядков, выгодных и угодных трудящимся, полного и окончательного уничтожения капитализма и его пере- г Житков в экономике, быту и сознании людей, построения коммуни­стического общества"³.

Из сравнения двух вариантов (первоначального и окончатель­ного) общего определения права видно, что в окончательном вари­анте (с учетом замечаний и предложений Полянского, Пашерстни-ка, Куликовского, Стальгевича, Тадевосяна, Генкина и некоторых других участников прений по докладу) упомянуты "воля господ­ствующего класса" и "законодательный порядок" установления правил поведения, изменена формулировка принудительности права

¹ Тезисы доклада т. АЯ. Йышинского. М.., 1938. С. 6

² Основные задачи науки советского социалистического права. С. 37, 183.

³ Там же. С. 183. /

294 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

(вместо осуществления соответствующих правил "в принудитель­ном порядке" говорится об их обеспечении "принудительной силой государства"). Но суть (тип правопонимания) осталась прежней:

право — это правила поведения, установленные государством и

обеспеченные его принуждением.

Участники Совещания в своих замечаниях и уточнениях к выдвинутому Вышинским общему определению в принципе не вы­шли за рамки предложенного типа правопонимания. Их предложе­ния (при одобрении в целом и по существу) касались внутритипо-логических уточнений, изменений формулировок и т. д.

Так, Полянский, приветствуя предложенное определение права от имени "всех здравомыслящих юристов", вместе с тем высказал­ся за замену слов "правила поведения" словом "норма". Выраже­ние "правила поведения", заметил он, перешло в это определение из дореволюционной литературы; кроме того, нормы права не все­гда заключают в себе правила поведения, поэтому "было бы лучше сказать: право есть совокупность норм, а так как норма это приказ или запрет, то право есть совокупность приказов и запретов'".

Полянский, высказавшись против упоминания в общем опре­делении об "обычаях и правилах общежития" и отметив необходи­мость изменения формулировки о принудительности права, пред­ложил следующее общее определение права: "Право есть совокуп­ность приказов и запретов, установленных или признанных госу­дарственной властью, как властью господствующего класса, закре­пляющих и развивающих общественные отношения и порядки, выгодные и угодные господствующему классу и принудительно им охраняемые при помощи государственного аппарата"².

Ряд выступавших (Кечекьян, Тадевосян, Генкин) вслед за По­лянским, хотя и в несколько иных формулировках, высказались за использование в общем определении права термина "норма" вме­сто или вместе со словами "правила поведения". Так, С.Ф. Кечекь­ян, в частности, заметил: "Я считаю, что если бы вместо слов "пра­вила поведения" было сказано "нормы", то равным образом не было бы никакого основания для обвинения в нормативизме, ибо норма­тивизм состоит не в том, что право определяется как совокупность или система норм, а в том, что эти нормы рассматриваются в отры­ве от тех экономических отношений, выражением которых они яв­ляются, в том, что теряется связь с экономическими фактами"³. Он предложил также определять право не как совокупность, а как "сис­тему правил поведения (норм)..."⁴.

Тадевосян выдвинул следующую формулировку определения:

"право — это система норм (правил поведения), установленных го-

' Там же. С. 77.

² Там же. С. 78—79.

³ Там же. С. 90. «Там же. С. 92.

Глава 3. Советский легизм

сударственной властью и охраняемых ею в целях закрепления и развития общественных отношений, соответствующих интересам господствующего класса'⁴.

Поддержав в основном позицию Вышинского, Генкин отметил, что в предложенном докладчиком "юридическом определении пра­ва" "имеется указание на то, что право есть совокупность правил или норм"².

Против замены "правил поведения" "нормами" выступил, в частности, Строгович, мотивируя это так: "Проф. Полянский и проф. Кечекьян предложили вместо "правил поведения" сказать "нор­мы", т. е. что право есть совокупность норм и т. д. С этим можно было бы согласиться, если только под нормами понимать правила поведения. Но ведь буржуазные юристы под нормой часто понима­ют совершенно иное — суждение о должном, оторванное от кон­кретных условий государственной и общественной деятельности, оторванное от реальной жизни. Самое слово "норма" может иметь разные значения"³.

Наиболее критичным по отношению к позиции Вышинского, хотя и не вполне последовательным, было выступление в прениях Стальгевича, единственной видной фигуры из участников преж­них шумных баталий на "правовом фронте". Он отметил, что пред­ложенное Вышинским определение является односторонним, "не охватывает всех основных сторон, всего значения права"⁴.

В ходе конкретизации этого общего замечания Стальгевич (как и некоторые другие выступавшие) высказался за то, чтобы в опре­делении содержалась характеристика права как возведенной в за­кон воли господствующего класса. В этой связи он обрушился на "вредителей, врагов народа" (правда, без упоминания Пашуканиса, своего главного экс-оппонента) за принижение роли закона и обви­нил Стучку в том, будто он, "вредительски формулируя вопрос о праве, отбрасывал закон, игнорировал и принижал роль закона. В его определении права нет положения о роли и значении закона"⁵.

Все эти выпады против "вредителей", помимо конъюнктурных мотивов и стремления отмежеваться от обвинений в стучкианстве, были продиктованы и тем принципиальным обстоятельством, что при всей эклектической "многосторонности" (или, как сейчас говорят, многоаспектное™) подхода к праву Стальгевич по сути дела отождествлял право и закон. Такое легистское отождествле­ние он верно усмотрел и в позиции Вышинского, что позволило ему, видимо, без притворства (сказать: "Сильной стороной опреде­ления тов. Вышинского является именно то, что вопрос о законе

' Там же. С. 152. ² Там же. С. 154.

* Там же. С. 104.

* Там же. С. 86. ' Там же. С. 87.

296 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

поставлен особенно четко. Я считаю совершенно правильным опре­деление, рассматривающее право как систему норм, т. е. законов,

определенных правил поведения и положений, изданных и охра­няемых органами государственной власти в интересах господствую­щего класса, закрепляющих и развивающих порядки, угодные и выгодные господствующему классу'".

Вслед за этим Стальгевич, однако, отметил, что этим право не исчерпывается, "ибо право шире тех норм, о которых мы только что говорили. Право необходимо рассматривать и как определен­ный порядок"².

Не согласился Стальгевич и с положением Вышинского о том, что право не есть форма. Напротив, утверждал Стальгевич, "право необходимо рассматривать как особую форму (выражение) эконо­мического развития классового общества, как надстройку, возвы­шающуюся над экономическим базисом"³.

И, наконец, вполне в духе подхода Стучки и своих прежних представлений Стальгевич отметил: "Дальше, когда говорится о праве, то нельзя ограничиться одной лишь нормативной стороной вопроса. Необходимо иметь в виду не только правовые нормы, но и правовые отношения и правовую идеологию"⁴.

Стальгевич, однако, не показал, каким образом в рамках еди­ного правопонимания и одного непротиворечивого общего опреде­ления понятия права можно совместить друг с другом приводимые им характеристики различных "сторон" права.

Ряд выступавших после Стальгевича участников прений (Го-лунский, Строгович, Аржанов, Маньковский) обрушились на него С обвинениями в "протаскивании" взглядов Стучки и Пашуканиса, "искажении" марксизма-ленинизма и т. д. Да и Вышинский посвя­тил большую часть своего заключительного слова критике Сталь­гевича за повторение "лжемарксистских" представлений о праве и попытку вернуться к стучкианскому определению права. "Ибо, — пояснил Вышинский, — когда тов. Стальгевич здесь говорил, что право есть порядок общественных отношений, то это не что иное, как повторение формулы Стучки. Когда тов. Стальгевич говорит, что право есть форма общественных отношений, он повторяет оп­ределение Стучки. Но это определение права нельзя сочетать с моим определением права. Примирить определение, данное в моих тезисах, с определением права как порядка общественных отноше­ний нельзя"⁶.

Никто из выступавших не поддержал Стальгевича. Только одно из его предложений (о праве как воле господствующего класса),

' Там же. С. 87—88.

² Там же. С. 88.

³ Там же. С. 89.

* Там же.

⁵ Там же. С. 163.

Глава 3. Советский легизм

совпавшее с замечаниями и ряда других участников прений, было (вместе с некоторыми другими пожеланиями) учтено в окончатель­ной редакции одобренных Совещанием общего определения права и определения советского права.

Под жестким давлением политико-идеологических обвинений Стальгевича фактически заставили "согласиться" с позицией Вы­шинского и К°. В опубликованных материалах Совещания выступ­ление Стальгевича было снабжено следующим примечанием: "Не имея права по существу изменить стенограмму своего выступле­ния, считаю необходимым заявить, что после обсуждения на Сове­щании с определением права тов. Вышинского я целиком и полно­стью согласен. Одновременно я целиком и полностью отвергаю об­винение меня в продолжении "теоретической линии" Стучки, рав­но как и в отождествлении права и экономики. Работа Совещания, в частности критика моего выступления тов. Вышинским, помогли мне освободиться от остатков отдельных прежних ошибочных по­ложений. — Сталъгевич"¹.

"Генеральная линия" не терпит никаких разномыслии. И нуж­ное тотальное единство было получено на Совещании и распро­странено по всему "правовому фронту" в качестве не подлежащего обсуждению приказа. Тоталитарное "правопонимание" утвержда­лось тоталитарными методами.