Мера "равенства": общепринудительный труд вместо права

Сохранение буржуазного "равного права" при социализме, со­гласно марксизму-ленинизму, необходимо, как мы видели, лишь для распределения предметов индивидуального потребления. Это "право" ограничивается только данной сферой и уже не распро­страняется на отношения людей к обобществленным средствам про­изводства. Подобным сведением объектов личной собственности к предметам индивидуального потребления (а это — лишь следствие уничтожения частной собственности на средства производства), конечно, радикально исключается возможность эксплуатации од­ного индивида другим индивидом, поскольку все индивиды лише­ны здесь собственности на средства производства. Это ясно само собой. Другое дело, что такая личная потребительская "собствен­ность" в условиях тотального обобществления средств производст­ва и соответственно централизованного планового хозяйства и рас­пределения, всеобщего принудительного труда, диктатуры проле­тариата и т. д. (в духе принципиальных требований марксистской теории и практики реального социализма) вообще не является соб­ственностью в строгом (экономическом и правовом) смысле данного понятия.

Реальная историческая практика показала, что под этой "лич­ной собственностью" по сути дела имеется в виду специфический (внеправовой и внеэкономический) феномен — тот или иной власт­но устанавливаемый ограниченный набор продуктов и предметов индивидуального потребления. В силу отсутствия реального то­варно-денежного производства и рыночных отношений определе­ние трудового эквивалента (для осуществления оплаты и потребле­ния "по труду"), как, впрочем, и само существование эквивалент­ных (т. е. правовых) отношений между отдельным производителем, лишенным не только средств производства, но и собственности на свою рабочую силу, с одной стороны, и всесильным распределите­лем потребительских благ (монопольным обладателем диктаторской

Глава 2. Социализм и право

власти, всех производительных сил и богатств страны) оказались чистой утопией.

Социализация средств производства вместе с ликвидацией прежней экономической зависимости ("экономической несвободы") в условиях господства буржуазной частной собственности преодо­лела и соответствующие правовые формы, сам принцип формаль­ного (правового) равенства и свободы индивидов. Внеэкономические и внеправовые средства и методы возникновения и функциониро­вания реального социализма во всех сферах жизни продемонстри­ровали невозможность также и ограниченного сохранения права при социализме — так называемого буржуазного "равного права" для регуляции процесса распределения продуктов индивидуально­го потребления "по труду".

Вместо доктринально предсказанного, идеологически прокла­мированного, законодательно закрепленного и вместе с тем логиче-t ски и практически абсолютно невозможного в условиях социализма принципа оплаты (и потребления) "по труду" фактически сложил лась, как известно, властно-централизованная, мелочно детализи­рованная, социально дифференцированная и скрупулезно иерар-хизированная система оплаты и потребительского снабжения насе­ления ("трудящихся") по принципу пресловутой "уравниловки".

Такая метаморфоза имеет свою объективную логику и внут­реннюю необходимость. Иначе по существу и быть не могло. Поэто­му метаморфозы реализации марксистской теории и реалии прак­тического социализма, обычно выдаваемые за субъективистские "деформации" и "искажения" в силу "неблагоприятного" стечения привходящих, внешних обстоятельств, должны быть и в этом пункте поняты в их объективной внутренней необходимости, а не как не­что случайное, к сути дела не относящееся и легко устранимое.

Во всех своих аспектах и проявлениях (социальных, экономи­ческих, политических, духовных, нравственных, бытовых и т. д.) коммунистическая социализация средств производства и самих производителей по существу и фактически означает деиндивидуа-лизацию, обезличение, коллективизацию, омассовление человека, превращение его в неразличимый и лишенный самостоятельности "строительный материал" всеохватывающей массы (классово по­литизированной и идеологизированной "трудовой массы", "трудя­щихся масс", "трудового народа"), в послушный, безвольный и бес­правный "винтик" тоталитарной машины. Причем это — в лучшем случае, а в худшем случае (при негативной классовой маркировке человека) он оказывается подлежащим уничтожению "врагом на­рода", врагом "трудящихся масс", "лагерной пылью" Гулага. Тако­ва, как известно, логика и практика насильственного процесса воз­никновения и утверждения реального социализма, которые по сути своей остаются в русле и в рамках марксисткой теории путей, средств и форм социализации и коммунизации жизни людей.

Раздел П. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

История становления человека — это история его индивидуа­лизации, история его высвобождения из первичной стадности и все­поглощающей первобытной общности и коллективности, история дифференциации исходного тотального целого на социальные ато­мы, автономизирующихся индивидов. Мера этой автономизации индивида (следовательно, его независимости, свободы и права) в рамках наличного и социально-исторически развивающегося обще­ства как раз и есть показатель ступени человеческого прогресса, степени очеловеченное™ людей, меры человеческого измерения люд­ской массы и сложившегося типа социальной общности (данного социума).

Только в силу и в меру его индивидуальности и индивидуали-зированности людское существо является человеком, и только как индивид выступает (и вообще может выступить) в качестве кон­кретно определенной личности, самостоятельного субъекта в соот­ветствующей области жизни и общественных отношений, экономи­ческого, правового, морального и т. д. "лица". Индивидуализиро-ванность человека (человек-индивид), таким образом, — это не толь­ко его природная уникальность, но и опорная форма (тип, парадиг­ма) его социальной квалификации (смысла и характера его при-знанности или непризнанности).

Что же представляет собой человек при социализме с точки зрения социального признания или отрицания его в качестве ин­дивида?

Прежде всего ясно, что социализация средств производства, ликвидирующая частную и вообще всякую индивидуальную собст­венность на средства производства, означает отрицание индивида как субъекта (личности, лица) экономических и правовых отноше­ний, предметом и объектом которых являются средства производ­ства. Уничтожение этого аспекта и компонента человеческой лич­ности (т. е. отрицание, непризнание отдельного человека как вла­дельца индивидуальной собственности на средства производства и как субъекта права такой собственности) диктуется самой сутью социализма (и теоретического, и практического).

В "Манифесте", касаясь распространенных обвинений комму­нистов в том, что вместе с уничтожением частной собственности они упраздняют также личность и свободу, Маркс и Энгельс пи­шут: "Действительно, речь идет об упразднении буржуазной лич­ности, буржуазной самостоятельности и буржуазной свободы"¹.

Но реализация этих идей — уничтожение буржуазной лично­сти (экономической, правовой, моральной и т. д.), буржуазного ин­дивидуализма и т. д. — не привела к формированию какой-то но­вой (социалистической, коммунистической, небуржуазной) лично­сти — экономически, юридически, морально, религиозно и т. д. сво-

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4. С. 439.

Глава 2. Социализм и право

бедного, независимого и самостоятельного индивида. С точки зре­ния социализма (и коммунизма), любой индивидуализм — это не­избежно буржуазный индивидуализм, все равно в сфере экономи­ки, политики, права, морали или в духовном творчестве. Социали­стический (или коммунистический) индивидуализм — чистый нон­сенс: ни логически, ни практически в условиях тотальной социали­зации и коллективизации он просто не возможен уже в силу отсут­ствия своего носителя — автономного индивида.

Обобществление средств производства, их политизация, "ого­сударствление", обезличивание, отчуждение от отдельных, реаль­ных людей так же преодолевает и ликвидирует фигуру человека-индивида в экономической сфере, как система и режим диктатуры пролетариата — в политической сфере, монопольное господство коммунистической партийной идеологии — в сфере духовной жиз­ни и т. д. Причем эти разные направления и области преодоления человека-индивида — лишь различные формы проявления внут­ренне единых, взаимосвязанных и взаимодополняющих друг друга сторон, аспектов и сфер тотального целого — социализированного строя. Одно с другим неразрывно связано: невозможно уничтожить индивида-собственника и в то же время — в условиях концентра­ции в одном центре всех средств власти и богатства (в руках "госу­дарства", диктатуры пролетариата, коммунистической партии) — сохранить свободного индивида, субъекта права, моральную лич­ность, да и вообще самостоятельного человека-индивида

В рамках и в контексте марксистской теории и социалистиче­ской практики члены общества — прежде всего производители и потребители. Признаваемая здесь применительно к ним "личная собственность" — это потребительская плата (все равно в какой форме — натурой, квитанциями, трудоднями, карточками, денеж­ными знаками или иным видом "удостоверения от общества'⁴) от­дельному производителю за его труд. Причем количество и качест­во как "трудового пая" отдельного члена общества, так и причи­тающегося ему потребительского пая устанавливаются властным, планово-централизованным путем. Иначе и быть не может в усло­виях отсутствия стоимостных, товарно-денежных и рыночных от­ношений, поскольку "индивидуальный труд уже не окольным пу­тем, а непосредственно существует как составная часть совокупно­го труда"². Объем и характер вычетов из совокупного общественно­го продукта (т. е. итога совокупного труда), включая все вычеты из труда отдельного производителя, а следовательно, объем и способы распределения "той части предметов потребления, которая делит­ся между индивидуальными производителями коллектива"³, опре-

' См.: Ленин В.И. Пол», собр. соч., т. 33. С. 92.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19. С. 18.

³ Там же. С. 17.

Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

деляются не на основе экономических и правовых отношений и норм, а средствами властно-централизованного распределения трудовых ресурсов и потребительских предметов.

Здесь ни теоретически, ни практически не остается условий и места для индивидов и их формального равенства, — т. е. вообще почвы для буржуазного "равного права", — при определении меры труда и потребления для членов социалистического общества.

Согласно марксизму единственным основанием для сохране­ния буржуазного "равного права" при социализме является оплата по труду. Однако такое всеобщее трудовое измерение означает пре­жде всего и в конечном счете определение людей (членов социали­стического общества) лишь в качестве "трудящихся", "только как рабочих'^. Но отсюда (т. е. из социально-политического признания людей лишь в качестве "людей труда", "трудящихся", "рабочих" и т. д.) вовсе не следует признания отдельного "трудящегося", "рабо­чего", "человека труда" в качестве экономически и юридически свободного и самостоятельного человека-индивида — субъекта соб­ственности, права, морали и т. д. Напротив, такое только "трудо­вое", "рабочее" измерение и признание людей как раз исключает саму возможность их экономического, правового, морального и т. д. измерения.

Конечно, если люди — это только "рабочие", то они, во-пер­вых, все должны работать (всеобщая трудовая повинность по со­циалистическому принципу: "кто не работает, тот и не должен есть", т. е. принудительный характер труда), а во-вторых, только "трудя­щимся" (только "за труд, за "трудовой пай") может полагаться и "потребительский пай". Но складывающееся здесь соотношение ме­жду потребительским и трудовым паем, между трудом и потребле­нием, между людьми в качестве производителей и этими же людь­ми в качестве потребителей определяется не принципом формаль­ного (правового) равенства, а политико-властными (внеэкономиче­скими и внеправовыми) регуляторами.

Оплата "по труду" (по его количеству и качеству) и, следова­тельно, соответствующее "право производителей пропорционально доставляемому ими труду"² здесь невозможны уже потому, что вме­сто объективных форм и критериев выявления общественно зна­чимого количества и качества труда (через товарно-стоимостные и рыночные формы, свободу спроса и предложения, купли и прода­жи и т. д.) в условиях обобществления средств производства и тру­да начинают действовать произвольные, властно определяемые формы и критерии. Труд оплачивается здесь не по его количеству и качеству, а по политико-властной оценке труда и его носителей (соответствующих социальных слоев, групп, классов) в системе дик-

' Там же. С. 19. ¹ Там же.

Глава 2. Социализм и право

татуры пролетариата и тоталитарного строя. Связь между оплатой и трудом становится социально-политической и теряет экономико-правовой характер. Об отсутствии каких-либо пропорциональных (т. е. эквивалентных, экономико-правовых) связей и соотношений между потреблением и трудом при социализме свидетельствуют пресловутые трудовая "выводиловка", потребительская "уравни­ловка" и т. д. в сочетании с "номенклатурным" распределением благ и потребительских привилегий.

При капитализме, согласно марксистскому варианту трудовой теории стоимости (в рамках которой, кстати говоря, качественные различия между разными видами труда игнорируются и сводятся к количественным различиям), количество и качество труда, цена товара (в том числе и рабочей силы, а следовательно, и размеры прибыли, прибавочной стоимости, зарплаты юридически свободно­го наемного рабочего и т. д.) определяются через рыночный меха­низм, спрос и предложение на товары и услуги, т. е. стихийно, "околь­ным путем". Причем, отмечает Маркс, при таком "товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае'". При социализме же (на низшей фазе комму­низма) обмен одной формы труда (трудового пая) на другую форму труда (в виде потребительского пая), принцип равенства, эквива­лентности сохраняются, по Марксу, в каждом отдельном случае. Кто же и каким образом при социализме может заменить собой отсутствующий здесь товарно-стоимостной, рыночный механизм выявления количества и качества каждой уже заранее обобществ­ленной и общественно признанной (без всякого рынка, спроса и предложения и т. д.) части "совокупного труда"?

В марксистской теории нет прямого ответа на этот вопрос, но в контексте марксистского учения о низшей фазе коммунизма пред­полагается, что политическая власть в условиях обобществления средств производства (диктатура пролетариата) сможет непосред­ственно и прямо (минуя "окольный" путь рынка и т. д.) установить качество и количество всех видов труда и на этой основе обеспе­чить эквивалентность и равенство (а, следовательно, принцип бур­жуазного "равного права") в соотношении между оплатой за труд (потребительским паем) и самим "трудовым паем" (количеством и качеством труда). Но труд (с его качеством и количеством) лишь в его товарно-рыночном опосредовании (вместе с другими товарами) при­обретает свое общественно значимое количественное и качественное измерение, осуществляемое в правовой форме свободных сделок по принципу формального равенства договаривающихся сторон.

Причем всеобщим масштабом и равной мерой здесь, в сво­бодных отношениях труда, является право, а не сам труд, который выступает не в качестве измерителя, а измеряемого: общественно

' Там же.

Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

значимые характеристики труда (его количество и качество) как раз и определяются реальным спросом и предложением и измеря­ются рыночной ценой соответствующего товара (в том числе и то­вара рабочая сила) по добровольному соглашению формально рав­ных сторон.

Вне и без товарной формы труда (и как рабочей силы, и как продуктов труда), без проверки через механизм рыночного спроса и предложения нельзя говорить ни об общественно значимых изме­рениях количества и качества труда, ни об эквивалентности и ра­венстве между разными видами труда (в том числе и между трудо­вым и потребительским паем), ни, следовательно, о сохранении бур­жуазного "равного права" для распределения при социализме пред­метов потребления "по труду" ("равная оплата за равный труд"). Невозможно уничтожить товарные отношения труда и в то же вре­мя сохранить обусловленные ими эквивалентность обмениваемых благ, формальное равенство обменивающихся субъектов и в целом экономическое содержание и правовую форму обмена.

Товарно-денежные, рыночные отношения и соответствующие им правовые формы и принципы (эквивалентности, равенства и т. д.) являются естественно-исторически сложившимся и единственным адекватным и потому эффективным механизмом и способом опре­деления (через свободное волеизъявление производителей и по­требителей) общественно полезных и значимых свойств и характе­ристик труда, его количества и качества. Отсюда и незаменимое значение товарно-рыночных и правовых отношений для развития эффективности производства в его ориентированности на потреби­теля и удовлетворение его нужд, совершенствования труда и улуч­шения качества товаров, для научно-технического прогресса обще­ства и роста его благосостояния.

Когда же индивидуальный труд уже без рыночного механизма реального спроса и предложения, без всякого объективного способа проверки и удостоверения его свойств и результатов со стороны самих членов общества, будущих потребителей продуктов этого труда, словом, непосредственно существует как составная часть совокупного труда, мы как раз оказываемся в знакомой ситуации реального (нетоварного, безрыночного) социализма с его неэконо­мическими и неправовыми отношениями производства и распреде­ления продуктов труда. Количество и качество труда, его общест­венная полезность и значимость здесь определяются не рынком, не объективными потребностями самих участников процесса труда и потребителей его результатов, а "сверху", в централизованно-пла­новом порядке, путем политико-властных решений. Последствия этого общеизвестны — тенденция к производству для производст­ва и его превращению в затратный механизм, диктат производства над потреблением, количественных показателей над качественны­ми (не только в производстве и потреблении, но и во всех сферах

Глава 2. Социализм и право

ясизни), минимизация личной потребительской "собственности", нивелирование труда и его оплаты ("выводиловка", "уравниловка" и т. д. — в пользу "низов", с привилегиями для "верхов", в ущерб лучшим, талантливым, творческим работникам), низкая произво­дительность труда, отторжение научно-технического прогресса, хронический дефицит и низкое качество продуктов и услуг, пол­ный запрет и криминализация хозяйственной самостоятельности и активности индивидов и параллельное широкое распространение нелегальных форм производства и распределения (от спекуляции, частнопредпринимательской деятельности, системы краж и хище­ний социалистического имущества и т. д. до мощной "теневой эко­номики", мафиозных политико-хозяйственных кланов и в целом ор­ганизованной преступности).

Марксистское положение о сохранении при социализме бур­жуазного "равного права" для распределения предметов потребле­ния "по труду" ("равная оплата за равный труд") по сути дела имеет в виду замену права — трудом, правового регулятора — трудовым регулятором, всеобщего правового масштаба и равной правовой меры — всеобщим трудовым масштабом и равной трудо­вой мерой. И надо признать, что процесс становления и утвержде­ния реального социализма (по логике его идеологического, социаль­ного, политического и хозяйственного развития) по-своему подтвер­ждает подобную замену — полное вытеснение права как специфи­ческого регулятора по принципу формального равенства (в тем числе из сферы труда и распределительных отношений) и попытку вне­дрения прямой и непосредственной властно-принудительной "тру­довой регуляции" во все сферы жизни общества.

Из направлений и форм подобной силовой "трудовой регуля­ции" можно, к примеру, назвать такие, как: борьба "трудящихся" против "нетрудящихся" и "нетрудовых доходов", "не трудящийся да не ест", всеобщая трудовая повинность и уголовная ответствен­ность за уклонение от труда, железная "фабричная" дисциплина и трудовой распорядок для всего общества — вместо единого право­порядка, централизованно-плановый учет, использование и распре­деление трудовых ресурсов, "рабсилы" в масштабах всей страны, внеэкономические и внеправовые средства и формы прикрепления городского и особенно сельского населения к труду, к определенно­му месту, региону и сфере труда, возвышение "физического труда" и принижение, обесценение интеллектуальной деятельности, тру­довое воспитание и перевоспитание людей для создания нового че­ловека — "человека труда", массовое распространение исправи-тельно-трудовых лагерей и колоний, уравнительные тенденции в ^УДе и потребительском обеспечении с учетом места и значения соответствующих классов, слоев и групп трудящихся в общей ие­рархической организации "всех трудящихся" и т. д.

Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

Причем практика использования такого "трудового регулято­ра", как во многом и его теория, была воодушевлена распростра­ненными пролетарскими представлениями, будто "всех кормят" представители "физического труда", а творческая интеллигенция, представители "умственного труда" ведут в своем большинстве нетрудовой, "паразитический" образ жизни. Общественное богат­ство, согласно этим представлениям, создается лишь людьми "фи­зического труда", так называемыми "непосредственными произво­дителями" ("рабочими", "тружениками фабрик и полей" и т. д.). Что же касается различных форм умственной деятельности, то они, с точки зрения подобной "трудовой" идеологии и регуляции, или вредны и бесполезны, или, в лучшем случае, по необходимости (до полного преодоления противоположностей между умственным и физическим трудом) терпимы и нужны в меру обслуживания "тру­довой интеллигенцией" потребностей социалистического производ­ства и "интересов трудящихся", соответственно степени превраще­ния результатов умственной деятельности в непосредственную про­изводительную силу. Впрочем, истоки подобных представлений тя­нутся к трудовой теории стоимости, в рамках которой невозможно адекватно осмыслить ценность и значение науки, искусства, куль­туры и в целом творческой деятельности.

В целом реализация марксистских представлений о буржуаз­ном "равном праве" при социализме — в виде измерения соответ­ствующих общественных отношений "равной мерой — трудом'", — практически ничем не отличалась от иных внеэкономических и вне-правовых мероприятий и установлений диктатуры пролетариата. Сфера распределительных отношений и оплаты производителей не была в этом смысле каким-то правовым исключением, не стала свое­образным "правовым Эльдорадо".

Да этого не могло произойти уже потому, что труд не может заменить право и выполнять его функции. Дело в том, что право­вое равенство, равная мера права, право как всеобщий масштаб регуляции ("измерения"), с одной стороны, и трудовое "равенст­во", "равная мера" труда, труд как масштаб "измерения" общест­венных отношений, с другой стороны, — это два принципиально различных феномена. Право — это форма, принцип, мера, норма, масштаб для регулируемых ("измеряемых" и оцениваемых) фак­тических отношений, и оно (право) как регулятор и "измеритель" абстрагировано от самих этих регулируемых и "измеряемых" от­ношений, не совпадает с ними. Право регулирует и "измеряет" не право, а, например, трудовые, распределительные и другие отно­шения. Труд же сам по себе — это некая фактичность, фактиче­ский процесс, фактическое отношение, и он не может сам себя измерять и регулировать, не может быть собственной формой, прин­ципом и нормой.

' Там же.

Глава 2. Социализм и право

Количество и качество труда или просто количество труда (если качество представлено в виде определенного количества) — это по сути своей не непосредственные, а экономически (через рынок, спрос и предложение, ценовой механизм и т. д.) и юридически (формаль­ная свобода, независимость и равенство участников соответствую­щих общественных отношений производства, обмена и распределе­ния) опосредованные и лишь благодаря такому опосредованию дей­ствительно общественно значимые и добровольно признаваемые членами общества свойства и характеристики конкретно-опреде­ленного вида труда и его результатов. Когда количество и качество труда определяются без такого объективно необходимого экономи­ко-правового опосредования, непосредственно (властно-приказным путем), дело в конечном счете сводится к произвольным характе­ристикам труда и его результатов, к отрицанию качества труда, пресловутой оценке труда "по числу", "по валу", к пустым "трудо­дням", к производству брака, никому не нужных предметов, и про­дуктов, к "выводиловке" и "уравниловке", словом — к системе об­щественно вредных фикций, к оперированию мнимыми величина­ми относительно "количества" и "качества" труда и его итогов.

Ведь общественно значим и нужен людям не абстрактный труд (с отрицанием качества труда и отличий друг от друга разных видов труда), не абстрактное его количество, не "человекодни", а конкрет­ный труд и определенные предметы, причем не кто-то "сверху", но лишь сам индивид, потребитель может по своему разумению и инте­ресу решить, что, собственно говоря, ему нужно и сколько за это он добровольно готов заплатить. Такое естественное и объективно необ­ходимое участие членов общества в определении общественной зна­чимости и полезности того или иного вида конкретного труда и его конкретных продуктов теоретически и практически возможно лишь в соответствующих экономических (товарно-рыночных) и правовых (с соблюдением принципа формального равенства людей) формах. И реалии социализма (как практики и как исторической проверки мар­ксистского учения) — наглядное тому подтверждение.

Если бы "равенство", "равная мера" и т. д. были бы непосред­ственными, внутренними свойствами самого труда, то человечест­ву не надо было бы изобретать другие общезначимые средства и масштабы (весы, рынок, деньги, право и т. д.) для "измерения" и определения его количества и качества. И всемирная история, вклю­чая и историю реального социализма, показывает и практически доказывает', что сам труд только при экономико-правовом бытии, оформлении, опосредовании и "измерении" является свободным ^удом, трудом свободного, независимого и самостоятельного инди­вида, трудом свободных людей для свободных людей, трудом инди­вида—собственника, если не средств производства, то, как мини­мум (крайний случай — марксистский "пролетарий"), собственни­ка своей рабочей силы, своих способностей к труду.

148 Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

В условиях же уничтожения частной (и всякой индивидуаль­ной собственности, в том числе и на свою рабочую силу) и обобще­ствления всех богатств, средств производства фактически обобще­ствленными, социализированными и "огосударствленными" оказы­ваются все производительные силы страны, включая "рабсилу", "трудовые ресурсы" и т. д., словом — труд и его носители. Это находит свое выражение во всеобщей обязанности трудиться, во всеобщей трудовой повинности.

В "Минифесте" в качестве одной из мер "деспотического вме­шательства в право собственности и буржуазные производствен­ные отношения" (т. е. неэкономических и неправовых мер) указы­вается: "Одинаковая обязанность труда для всех, учреждение про­мышленных армий, в особенности для земледелия'⁴. Это положе­ние было воспринято и развито Лениным, принято на вооружение и по сверхмаксимуму использовано в ходе строительства и утвер­ждения социализма. "До тех пор, пока наступит "высшая" фаза коммунизма, — писал Ленин, — сбциалисты требуют строжайше­го контроля со стороны общества и со стороны государства над мерой труда и мерой потребления..."².

Движение к социализму, по Ленину, включает в себя "экспро­приацию капиталистов, превращение всех граждан в работников и служащих одного крупного "синдиката", именно: всего государст­ва, и полное подчинение всей работы всего этого синдиката госу­дарству действительно демократическому, государству Советов рабочих и солдатских депутатов"³. Речь, следовательно, идет о полном подчинении людей государству и всеобщем принудитель­ном труде. С необходимостью обеспечения таких принудительных порядков и связано, согласно Ленину, сохранение и использование "буржуазного права" при социализме.

Под "государством" в ленинской трактовке имеется в виду "го­сударство вооруженных рабочих'⁴, т. е. диктатура пролетариата. Причем это государство, как и всякое государство, характеризует­ся Лениным (в духе соответствующих положений марксизма) как аппарат насилия, машина классового подавления, которая отомрет вместе с правом лишь при полном коммунизме. "Только теперь, — писал Ленин, — мы можем оценить всю правильность замечаний Энгельса, когда он беспощадно издевался над нелепостью соедине­ния слов: "свобода" и "государство". Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства"⁵.

Из данной трактовки ясно, что государство (диктатура проле­тариата) и право ("буржуазное право") при социализме, согласно

' Маркс К, Энгельс Ф. Соч, т 4. С 447

² Ленин В.И. Полн собр соч, т. 33. С. 97.

³ Там же

⁴ Там же

^s Там же С 95.

Глава 2. Социализм и право

Ленину, — это не формы свободы, не формы ее бытия, выражения, осуществления и защиты, а, напротив, формы отрицания свободы, средства принуждения и организованного насилия.

Такое теоретическое понимание проблемы свободы и принуж­дения при социализме, полностью подкрепленное социалистической практикой, по существу означает объективную невозможность и фактическое отсутствие в условиях реального социализма права как принципа и норм формального равенства и свободы индивидов.

Невозможно также сохранение при социализме в сфере рас­пределения буржуазного "равного права", поскольку в этой сфере, как и в других сферах реального социализма, отсутствуют, как мы видели, основания и условия, объективно необходимые для нали­чия и действия правового принципа формальной свободы и равен­ства индивидов.

Так, очевидно, что общеобязательность труда, всеобщая трудо­вая повинность при социализме, открыто признаваемая в марксист­ской теории и последовательно осуществленная практически в усло­виях реального социализма, представляет собой внеэкономическое и внеправовое принуждение к труду. Если даже такое насилие будет представлено в виде "конституционного" требования, закона и дру­гих общеобязательных актов (декретов, постановлений, указов, инст­рукций и т. д.), поддержанных "государственным" принуждением, то все равно оно, это насилие, останется внеэкономическим и внеправо-вым, будет по существу несовместимо со свободой индивида, с прин­ципом формального равенства членов общества (и не только в рас­пределительных отношениях). Само собой разумеется и то, что при­нудительность труда несовместима с правовым принципом формаль­ного равенства, свободы и независимости сторон (работодателя и ра­бочего, нанимателя и нанимающегося на работу) при заключении тру­дового договора. "Все граждане превращаются здесь, — писал Ленин о социализме, — в служащих по найму у государства, каковым явля­ются вооруженные рабочие'".

Но в подобной (прогностически обрисованной, а затем и прак­тически осуществленной) ситуации всеобщей трудовой повинно­сти не остается места для самостоятельного индивида и его сво­бодного выбора — для действительно добровольного найма на ра­боту и тем более для договорно-правового определения условий чрУДа и его оплаты. Тот, кто не по своей воле обязан трудиться, а если не "трудоустроился" сам, будет "трудоустроен" принудительно (в данном случае все равно — в качестве заключенного или нет), тот, конечно, не может рассматриваться ни в качестве субъекта права на эквивалентную оплату его принудительного труда, ни в качестве субъекта права вообще.

' Там же С 101.

Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

Таким образом, спрогнозированный Марксом для социализма принцип "Каждый по способностям, каждому по труду" не только не господствует при социализме, но и вообще не стыкуется с ним. Оплата по труду — это, по сути, принцип именно капитализма, а не социализма: для его реализации необходимы право, свобода лично­сти и собственности, свобода труда и трудового договора — словом, все то, что характерно для капитализма и прямо отрицается социа­лизмом.

Уничтожение частной собственности и обобществление средств производства хотя и ликвидировали прежнюю эксплуатацию чело­века человеком, но не привели к предсказанному "освобождению" труда и преодолению отчуждения непосредственных производите­лей от средств производства и продуктов труда. В условиях господ­ства буржуазной частной собственности формальное (правовое) равенство и свобода всех индивидов сочетаются с экономической зависимостью несобственника от собственника. При социализме в силу отсутствия индивидуальной собственности на средства произ­водства нет ни этой экономической зависимости одного индивида от другого, ни, следовательно, выражающей такую зависимость "экс­плуатации человека человеком" (в ее марксистском понимании), т. е. экономического, производственного присвоения одним челове­ком части результатов труда другого человека.

Но члены социалистического общества, все без исключения лишенные права индивидуальной собственности на средства про­изводства, оказываются в полной внеэкономической и внеправовой зависимости от политической власти (от "государства" диктатуры пролетариата во главе с коммунистической партией), централизо­вавшей в своих руках все производительные силы страны, все со­циализированное имущество. В рамках такой тотальной политиче­ской (властно-принудительной, организованно-насильственной) за­висимости людей от "государства" — монополиста власти и всего богатства страны именно оно регламентирует все вопросы жизни и труда членов общества, включая и размер потребительской платы за труд, а следовательно, и величину присваиваемого прибавочного продукта.

Такое основанное на политическом насилии присвоение при­бавочного продукта является, конечно, формой угнетения людей, но это не эксплуатация в экономико-правовом смысле не только потому, что здесь вообще отсутствуют экономические и правовые отношения между государством и непосредственными производи­телями, но и потому, что у "государства" при социализме нет сво­ей собственности. В силу этого все государственное присвоение (за счет минимизации оплаты труда) автоматически увеличивает со­циалистическую собственность общества и народа в целом, "всех вместе".

Таким образом, государственное присвоение прибавочного про­дукта у непосредственных производителей при социализме не яв-

Глава 2. Социализм и право

ляется экономико-производственным присвоением (т. е. эксплуата­цией) в пользу какого-либо индивида или конкретно-определенного субъекта собственности на средства производства (государства, го­сударственных органов, должностных лиц и т. д.), поскольку тако­вые в принципе исключаются абстрактной конструкцией социали­стической собственности "всех вместе, но никого в отдельности".

Если бы то, что обычно применительно к социализму называ­ют "государственной собственностью", действительно было бы соб­ственностью именно государства как обособленного и самостоятель­ного субъекта права собственности, то тогда государственное при­своение прибавочного продукта было бы не только угнетением, но и эксплуатацией работников государством. Но "государство" при со­циализме — лишь представитель абстрактно-всеобщего владельца социалистической собственности — общества и народа в целом, "всех вместе, никого в отдельности".

Вместе с тем ясно, что государственное присвоение неопла­ченной части продукта труда членов общества усиливает хозяйст­венную монополию политической власти, служит источником для обеспечения потребительских привилегий правящей партийно-по­литической элиты и в целом укрепляет тоталитарную систему управ­ления страной. Но привилегии членов правящей элиты (как следст­вие перераспределения среди них части присвоенного прибавочно­го продукта) представляют собой не экономико-производственное присвоение, а косвенное потребительское присвоение (в виде боль­шей зарплаты, спецобслуживания, различных форм "номенклатур­ного" обеспечения, предоставления персональных дач, машин и т. д.). Однако существенное экономическое отличие такого косвен­ного потребительского присвоения при социализме от эксплуата­ции человека человеком состоит в том, что потребительские приви­легии (и соответствующие виды потребительского присвоения) не выходят за границы принципа социализма (отсутствие экономиче­ского неравенства, запрет частной собственности на средства про­изводства и их обобществление). И как бы ни были велики и разно­образны эти потребительские присвоения, никто (в том числе ни один член высшей элиты) в принципе и легально не имеет привиле­гии на экономическое неравенство — привилегии частной собст­венности на средства-производства, привилегии производственного присвоения, привилегии капитализации и эксплуатации.

Совсем другое дело — нелегальные, формы производственного присвоения при социализме ("теневая экономика", мафиозные по­литико-хозяйственные кланы и т. д.), при организации которых, помимо прямых хищений и иных преступных присвоений объектов социалистической собственности, фактически могут быть исполь­зованы и, следовательно, капитализированы накопленные средства потребительского присвоения. Но широкое распространение этих нелегальных форм экономической деятельности в последний пери-

152 Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

од существования социалистического общества как раз и свиде­тельствовало о фундаментальном кризисе социализма — кризисе самого его принципа.

С учетом общественной, общенародной природы и принад­лежности социалистической ("огосударствленной") собственно­сти можно сказать, что государственное присвоение прибавочного продукта — это по сути и в конечном счете общественное присвое­ние: то, что посредством политического принуждения взято (недо­дано) у отдельных членов общества, отдано (за вычетом потреби­тельских привилегий "уравниловки") обществу и народу в целом, "всем вместе". Но и это не эксплуатация (в экономико-правовом смысле) обществом в целом отдельного своего члена. Хотя, дейст­вительно, социализм — такой строй, где в принципе каждый рабо­тает (должен работать) на все общество, на весь народ, на "всех вместе", однако, во-первых, не вся потребительская ("проедаемая") часть общественного (через "государство") присвоения прибавоч­ного продукта идет на потребительские привилегии элиты (какая-то часть в той или иной мере возвращается всем членам общества через общественные фонды потребления и общесоциальные меро­приятия), а, главное, производственная часть присвоения (то, что не "проедается") умножает социалистическую собственность всего общества, т. е. потенциальные экономические возможности не только "всех вместе", но и каждого в отдельности.

Эта работа на будущее — ведущая идеология, главная пози­тивная мотивация и фундаментальный факт реального социализма как по сути своей переходного периода истории в тяжком и мучи­тельном движении от старого к новому, от прошлого к будущему. Идеологи и строители социализма были воодушевлены представ­лением о социализме как первой ступени нового строя, неизбежно ведущей к "светлому будущему" — полному коммунизму. Отсюда и тот энтузиазм, с которым несколько поколений советских людей существовало и работало для будущего, трудилось для грядущих поколений. Без такого энтузиазма и исторической устремленности к последним, "светлым вершинам", без достаточно широкой, массо­вой веры в коммунистическую перспективу социализма, с одним лишь кровавым насилием и нищенской, лагерной кормежкой, было бы просто невозможно возникновение и утверждение реального социализма, этого беспрецедентно жестокого и беспощадного пере­ходного строя.

Всемирно-исторический кризис социализма убедительно по­казал отсутствие у реального социализма обещанной коммунисти­ческой перспективы. Вместе с тем со всей остротой встал вопрос о реально-историческом смысле, месте и значении практически осу­ществленного социализма XX в., об ориентирах и характере пост­социалистического развития, о путях движения к постсоциалисти" ческому праву, свободе, собственности.

Глава 2. Социализм и право

Это возвращает нас вновь к проблеме социалистической соб­ственности — сущности и вместе с тем основному итогу всего предшествующего социализма, материальной основе всех возмож­ных преобразований в поисках путей к будущему.