Глава 8. Субъективная сторона преступления

§1. Понятие и признаки субъективной стороны преступления

Если объективная сторона преступления - это внешняя характеристика преступления, то субъективная сторона является его внутренней характеристикой.

Субъективная сторона преступления - это внутреннее, т.е. психическое отношение лица к совершенному им преступлению, характеризующееся виной, мотивом и целью преступления.

Каждый из признаков, образующих субъективную сторону преступления, характеризует психическое содержание преступления, но характеризует его по- своему.

Вина – основной или обязательный признак субъективной стороны преступления и всего состава преступления в целом. Без вины нет, и не может быть уголовной ответственности.

В отличие от вины мотив и цель – дополнительные или факультативные признаки субъективной стороны преступления. При совершении преступления они по общему правилу не являются необходимыми признаками состава преступления. Однако в некоторых случаях мотив и цель включаются законодателем в число признаков состава преступления, которые оказывают влияние на квалификацию (например, п. «е¹» ч.2 ст. 105 УК РФ устанавливает ответственность за убийство по мотиву кровной мести, п. «м» ч.2 ст. 105 УК РФ – в целях использования органов или тканей потерпевшего).

Правильное установление признаков субъективной стороны преступления имеет важное значение для правильной квалификации содеянного и назначения справедливого наказания виновному. Субъективная сторона позволяет отграничить преступное поведение от непреступного: не является преступлением причинение общественно опасных последствий без вины, а также деяние, предусмотренное нормой уголовного закона, совершенное без указанной в этой норме цели. Субъективная сторона преступления позволяет отграничить друг от друга составы преступления, сходные по объективным признакам. Например, такие составы преступления, как умышленное уничтожение или повреждение имущества (ст. 167 УК РФ) и уничтожение или повреждение имущества по неосторожности (ст. 168 УК РФ) отличаются только по признакам субъективной стороны.

§2. Понятие и содержание вины Принцип ответственности только за деяния, совершенные виновно, всегда был присущ российскому уголовному праву. Однако четкое законодательное закрепление данный принцип впервые получил в ст. 5 УК РФ, которая гласит: «уголовной ответственности подлежит только то общественно-опасное деяние, которое совершено виновно». Эта норма категорически запрещает объективное вменение, то есть уголовную ответственность без вины.

Но действующий УК РФ не содержит определения вины. Вина в уголовном законодательстве определяется посредством раскрытия ее конкретных форм (ст.ст.25-26 УК РФ).

В теории уголовного права большинство авторов выделяют две основные концепции вины: оценочную и психологическую.

Так, А.Я. Эстрин, А.А. Герцензон, Н.Д. Дурманов, В.Г. Макашвили, Б.С. Утевский внесли в понятие вины оценочные моменты. В частности, А.А. Герцензон считал, что вина – есть юридическая характеристика отношения субъекта к своим преступным деяниям и их последствиям и вместе с тем общественная оценка его поведения.[85] Б.С. Утевский полагал, что «вина» в уголовном праве имеет «узкое» и «широкое» значения. «Узкое» трактовалось через определение ее как родового понятия умысла и неосторожности, а «широкое» определяло вину в качестве общего основания уголовной ответственности: «вина – это совокупность обстоятельств, заслуживающих, по убеждению суда, отрицательной общественной (морально-политической) оценки от имени государства и требующих уголовной ответственности подсудимого».[86]

Таким образом, сторонники оценочной теории вины исходили при признании лица виновным в совершении преступления из соответствующей оценки судом объективных и субъективных обстоятельств, связанных с преступлением, а также личности преступника.

Оценочная теория вины с самого момента ее появления была подвергнута жесткой критике. Ее представителей упрекали в том, что подобные воззрения оказывают негативное влияние на деятельность лиц органов правосудия, порождая с их стороны злоупотребления и предоставляя возможности судейского усмотрения при решении вопросов привлечения к уголовной ответственности и освобождения от нее, с чем, конечно же, сложно не согласиться.

Психологическая теория вины, разделяемая большинством ученых, а также воспринятая действующим уголовным законодательством России, исходит из того, что вина – понятие психологическое, означающее проявление определенного психического отношения лица к совершаемому им общественно опасному деянию и его последствиям в форме умысла и неосторожности;[87] вина определенного лица в совершении конкретного преступления реальна и существует независимо от того, познана она или не познана судебными органами. Впервые такое понимание вины было предложено в учебнике по Общей части уголовного права в 1925 году А.А. Пионтковским.

Психологическая концепция вины требует от суда (прокурора, следователя) устанавливать действительное субъективное отношение лица к содеянному, а не определять его виновность по своему внутреннему убеждению в виде морального упрека, основанного на отрицательной общественной оценке личности и ее деяния. Наличие четко разработанных в законе форм вины не допускает расширительного и произвольного толкования субъективного отношения, сужая его до нормативно установленных форм. Психологическое понимание вины, ограниченное законодательно определенными формами умысла и неосторожности, представляет собой серьезную преграду для объективного вменения, в связи с чем любая фактическая, но невиновная причастность к деянию, какие бы тяжкие последствия оно не причинило, не может рассматриваться как совершение преступления и служить основанием для привлечения к уголовной ответственности.

В виновное психическое отношение к деянию и его последствиям уголовный закон включает интеллектуальный и волевой моменты, совокупность которых образует содержание вины.

Интеллектуальный момент заключается в осознании лицом общественно опасного характера совершаемого им деяния и в предвидении его общественно опасных последствий. Волевой момент выражает желание наступления общественно опасных последствий, безразличное к ним отношение или расчет на их предотвращение.

По конкретному содержанию и соотношению указанных моментов отличаются друг от друга как умышленные и неосторожные преступления, как таковые, так и определяемые в уголовном законе их разновидности. Эти особенности содержания и соотношения интеллектуального и волевого моментов и образуют формы вины.

Уголовный кодекс предусматривает две формы вины - умысел и неосторожность (ч.1 ст. 24 УК РФ). В свою очередь умысел подразделяется на прямой и косвенный (ст. 25 УК РФ), а неосторожность - на легкомыслие и небрежность (ст. 26 УК РФ).

В отношении одних преступлений законодатель прямо указывает на то, что они могут быть совершены только умышленно. Так, ст. 111 УК РФ предусматривает ответственность за умышленное причинение вреда здоровью. При конструировании других составов умышленных преступлений законодатель не дает их определения как умышленных. Например, ч.1 ст. 117 УК РФ определяет истязание как причинение физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иным насильственным способом без указания на форму вины. В таких случаях для установления формы вины необходимо руководствоваться ч.2 ст. 24 УК РФ: деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК РФ. Таким образом, в случаях, когда диспозиция статьи Особенной части не конкретизирует форму вины, предусмотренное этой статьей преступление может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности.

В теории уголовного права отдельные ученые выделяют такое понятие, как степень вины (Б.С. Утевский, Ш.С. Рашковская, И.Г. Филановский, П.С. Дагель и другие). Так, по определению П.С. Дагеля, степень вины – это количественная характеристика вины, выражающая ее сравнительную тяжесть, сравнительный размер. По его мнению, к числу обстоятельств, определяющих степень вины субъекта, можно отнести общественную опасность совершенного деяния; форму вины, характер умысла и неосторожности; мотивы и цели преступления; обстоятельства, характеризующие личность виновного.[88]ории уголовного права отдельные ученые выделяют такое понятие, как степень вины (раво. лица к совершенному им общественно опа

Значение вины заключается в следующем:

1. Исходя из принципа виновной ответственности, вина служит для отграничения преступных действий от непреступных. В соответствии с ч. 2 ст. 5 УК РФ, объективное влияние, т.е. уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается.

2. Если законодатель дифференцирует ответственность в зависимости от формы вины, она влияет на квалификацию преступления. Например, убийство квалифицируется по ст. 105 УК, а причинение смерти по неосторожности - по ст. 109 УК РФ.

3.Формы вины учитываются при законодательной категоризации преступлений. К преступлениям небольшой и средней тяжести могут относиться как умышленные, так и неосторожные преступления, а к тяжким и особо тяжким могут быть отнесены только умышленные преступления (ст.15 УК РФ).

§3.Умысел и его виды

В соответствии с ч. 1 ст. 25 УК РФ, умысел бывает прямым и косвенным. Согласно ч. 2 этой статьи, преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность общественно опасных последствий и желало их наступления.

Для определения прямого умысла законодатель использует содержание интеллектуального и волевого моментов. При совершении преступления с прямым умыслом интеллектуальный момент заключается в том, что лицо осознает общественную опасность своего действия (бездействия) и предвидит возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий.

Сознание общественно опасного характера совершаемого деяния означает понимание виновным как фактического, так и социального его характера. Так, например, при краже лицо сознает, что тайно завладевает чужим имуществом (фактическая сторона деяния). А также осознает, что этим нарушает права собственности потерпевшего (социальный смысл деяния).

Предвидение наступления общественно опасных последствий означает предвидение виновным тех общественно опасных последствий, которые наступают в результате совершаемого лицом общественно опасного действия или бездействия. Согласно законодательной формулировке характер предвидения при прямом умысле может быть двояким. Виновное лицо может предвидеть как возможность, так и неизбежность наступления соответствующих преступных последствий. Предвидение возможности наступления вредных последствий означает, что сознанием виновного исключаются какие-либо обстоятельства, в соответствии с которыми желаемые последствия могут и не наступить.

Волевой момент прямого умысла характеризуется желанием наступления общественно опасных последствий. Это желание предполагает целенаправленную деятельность виновного.

Проиллюстрируем содержание прямого умысла на следующем примере. А. во время ссоры с Г. нанес последнему имевшимся у него ножом удар в область сердца, от чего потерпевший тут же скончался.

А. совершил убийство с прямым умыслом. Интеллектуальный момент этого умысла заключается в осознании виновным общественной опасности своих действий, т.е. того, что они могут привести к смерти потерпевшего, и предвидении возможности либо неизбежности наступления его смерти. То обстоятельство, что А. нанес удар в жизненно важный орган (в область сердца), свидетельствует о том, что волевой момент умысла заключается в желании наступления смерти потерпевшего.

Косвенным признается такой вид умысла, при котором лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, не желало, но сознательно допускало их, либо относилось к ним безразлично (ч. 3 ст. 25 УК РФ).

Например, раздевая, в целях хищения одежды, пьяного на морозе и оставляя его на улице, виновный предвидит, что в результате его действий потерпевший может погибнуть, он не желает указанного последствия, но сознательно допускает его наступление.

По своему интеллектуальному моменту косвенный умысел во многом совпадает с прямым умыслом. Различие в этом отношении заключается лишь в характере предвидения преступных последствий. При прямом умысле виновный предвидит как возможность, так и неизбежность наступления преступного результата. При косвенном умысле предвидение виновного связывается лишь с возможностью его наступления. Эта особенность косвенного умысла тесно связана с его волевым моментом, по которому и происходит основное различие этих видов умысла. При косвенном умысле, в отличие от прямого, лицо хотя и предвидит возможность наступления преступных последствий (интеллектуальный момент), но не желает, чтобы эти последствия наступили. Уголовный закон различает две разновидности такого желания: сознательное допущение вредных последствий и безразличное отношение к ним.

Нежелание наступления преступных последствий при косвенном умысле означает, что лицо не заинтересовано в наступлении общественно опасных последствий своего деяния, относясь к ним безразлично и, тем самым, допуская возможность их наступления.

Деление умысла на прямой и косвенный имеет важное значение для квалификации преступления и индивидуализации уголовной ответственности и наказания. Так, преступления с формальным составом, т.е. те, в состав которых не входит определенное преступное последствие, могут быть совершены только с прямым умыслом.

Наиболее важное практическое значение деления умыла на прямой и косвенный состоит в значении такого деления для отграничение умышленной вины от неосторожной, так как именно косвенный умысел является психическим отношением, пограничным с преступным легкомыслием как разновидностью неосторожной вины.

Деление умысла на прямой и косвенный имеет важное значение для отграничения покушения на преступление от оконченного преступления, поскольку покушение возможно лишь с прямым умыслом.

Это деление также имеет значение для индивидуализации наказания. По общему правилу считается, что общественная опасность деяний, совершенных с прямым умыслом выше, чем совершенных с косвенным умыслом.

Законодатель ограничивается указанием лишь на два вида умысла - прямой и косвенный. Однако теории уголовного права и судебной практике известны и другие виды умысла.

По времени возникновения различают заранее обдуманный умысел и внезапно возникший.

Заранее обдуманный умысел характеризуется тем, что в этом случае намерение совершить преступление и само преступление отделены друг от друга определенным промежутком времени. В течение этого времени субъект обдумывает и вынашивает планы и способы совершения преступления.

В теории уголовного права распространенным является мнение о том, что заранее обдуманный умысел может проявляться в таких объективно выраженных действиях, как выбор соучастников, способа и средств совершения преступления, составление плана, совершение иных подготовительных действий.[89]

Внезапно возникший умысел характеризуется тем, что он возникает внезапно и тут же реализуется. Разновидностью внезапно возникшего умысла является аффектированный умысел. Его особенность заключается в том, что состояние сильного душевного волнения ослабляет, затрудняет осознание субъектом характера совершаемого деяния, исключает обдуманность действий.

В теории уголовного права считается, что, по общему правилу, преступления, совершенные с заранее обдуманным умыслом, опаснее, чем совершенные с внезапно возникшим умыслом.

В зависимости от степени определенности представления виновного об общественно опасных последствиях совершаемого им деяния умысел делится на определенный и неопределенный.

Определенный умысел характеризуется тем, что лицо четко представляет себе характер и размер последствий совершаемого им общественно опасного действия или бездействия. При этом определенный умысел может быть простым, когда виновный предвидит наступление одного преступного последствия, и альтернативным, когда виновный предвидит возможность наступления двух или более преступных последствий. Так, например, убийца, нанося удар ножом в сердце, действует с простым определенным умыслом, предвидя наступление смерти. Тот же, кто наносит жертве удар в живот, действует с альтернативным умыслом, так как предвидит возможность наступления вследствие этого либо смерти потерпевшего, либо причинения тяжкого вреда его здоровью и желает или сознательно допускает наступление любого из этих последствий.

При неопределенном умысле преступное последствие хотя и предвиделось виновным, но не было конкретизировано. Например, нанесение потерпевшему многочисленных ударов палкой по голове, нанесение ему удара камнем в голову свидетельствует, что в этих случаях возможно причинения самых разных последствий - от смерти до легкого вреда здоровью. Теория и судебная практика исходят их того, что ответственность в таких случаях наступает в зависимости от фактически причиненных последствий, так как виновный предвидел наступление любого их этих последствий.

§4. Неосторожность и ее виды

Прямо и непосредственно уголовное право не пользовалось и не пользуется понятием свободы воли. Но о свободе воли в переводе на язык уголовного права четко говорят ст.ст.24-28 УК РФ. Действовать свободно значит сознавать содержание и значение совершаемого действия (бездействия), предвидя общественно опасные последствия того и другого, или, что то же, учинять деяние, сознавая его общественную опасность, предвидя его общественно опасные последствия. «Виновным в совершении преступления, – указано в ст.24 УК РФ – признается лицо, совершившее деяние умышленно или по неосторожности». Если действовать свободно – значит действовать со знанием дела – учитывать общественную опасность, присущую деянию в рамках предвидения его общественно опасных последствий, то при совершении преступлений по неосторожности речь идет о возможности учета (предвидения) этих последствий.

Согласно ст.26 УК РФ преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий. Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предвидеть.

В общем же, хотя понятия умысла и неосторожности отражают субъективные явления, их отличают и моменты объективного плана, ибо, то, что объективно не существует, вообще не существует и не существует, в частности, для права. В иным случае, если бы умышленные и неосторожные преступления различались лишь субъективно, деление их на умышленные и неосторожные было бы излишне и невозможным. «Так называемые "субъективные" показа­тели, – считал известный физиолог А.А. Ухтомский, – столь же объективны, как и всякие другие, для тех, кто умеет их расшифровывать»[90].

Но если умышленные преступления отличаются от «таких же» неосторожных преступления лишь по объективным признакам, то правомерно предположить, что в рамках этого различия содержится и нечто общее, равно присущее всем умышленным либо всем неосторожным преступлениям. Правомерно, говоря о том же, предположить, следуя за термином, предложенным канадским врачом Селье, существование стресса (в буквальном смысле слова – «удара») умысла, присущего всем умышленным преступлениям, и существование стресса неосторожности, присущего всем неосторожным преступлениям. Иными словами, правомерно предположить, что каждое умышленное и каждое неосторож­ное преступление вызывают изменения двух вида: 1) специ­фические, присущие определенному виду умышленного или не­осторожного преступления (убийство, телесные повреждения и пр.) и 2) неспецифические, свойственные любому умышлен­ному или любому неосторожному преступлению. Соответственно, пра­вомерно исходить из того, что именно неспецифические приз­наки, присущие любому умышленному или любому неосто­рожному преступлению, определяют повышенную опасность первого и пониженную опасность второго.

Положение о повышенной опасности умышленных и по­ниженной опасности неосторожных преступлений – одна из древних уголовно-правовых аксиом. Пока не существует его серьезной аргументации. Доказательства по этому поводу располагаются главным образом и в основном вокруг личности преступника. Но на степень общест­венной опасности влияют и собственные свойства умышлен­ных и неосторожных преступлений – нацеленность на при­чинение вреда в одном случае и отсутствие такой нацеленности в другом.

Так, для умышленного преступления характерна структу­ра, обеспечивающая, с точки зрения субъекта при­чинение такого общественно опасного результата, который оно желает причинить в рамках 1) уяснения начальной (исходной) ситуации; 2) оцен­ки ситуации как подлежащей сохранению или изменению; 3) решения вопроса о создании новой ситуации; 4) моделирования новой ситуации; 6) определения содержания и последовательности действий, необходимых для ее осуществления; 6) установ­ления в рамках обратной связи соответствия или несоот­ветствия достигнутого результата поставленной цели. (Констатация несоответствия достигнутого цели есть основание повторных действий – тех же самых или других).

От внешних признаков деяния к признакам его структуры и от признаков его структуры к формам его вины – таков путь установления умысла и не­осторожности. Признав, например, доказанным, что винов­ный: нанес потерпевшему удар, с большой силой, в висок, охотничьим ножом, – судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда России констатировала наличие у осужденного умысла на убий­ство. То же констатировано по другому делу. Осужденный, увидев супругов К., с которыми он был в неприязненных отношениях, направил автомашину, которую он вел, на обочину противоположной стороны дороги, где шли супруги, сбил супругу К., а затем, развернув машину, стал догонять убегав­шего К.

Вектор «мотив – цель» высту­пает в роли своеобразного «стержня», организующего всю сис­тему психических процессов и состояний, которые в эту действительность включаются.

Поскольку вред, наступающий с неизбежностью, как и вред, причиняемый с большой вероятностью, вытекающий из умышленных преступлений, опаснее вероят­ного и маловероятного вреда, следующего из неосторожных действий, которые на причинение вреда не направляются, умышленные преступления при прочих равных условиях опаснее преступлений, совершаемых по неосторожности.

В тех же случаях, когда неосторожность «усиливается» техникой, вероятность причинения вредных последствий по­вышается – отсутствие точности (система не нацеливается на причинение вреда) компенсируется, говоря языком военных, большой мощностью.

Согласно ч. 3 ст. 26 УК РФ преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия.

Положение об ответственности за непредвидение того, что лицо обязано было предвидеть, предполагает реальность, а точнее неизбежность ситуаций, при которых оно не должно нести ответственности за непредвидение некоторого круга пос­ледствий своих действий.

В принципе объем и содержание должного пред­видения ограничиваются прежде всего исторически – уров­нем знаний, коими обладает общество на том или ином этапе его развития. «Не было такого века, – писал Гельвеций, – который каким-нибудь нелепым утверждением или отрица­нием не готовил бы насмешек для следующего века»[91].

Укажем, например, на некогда знаменитый коховский ту­беркулин, с которым врачи в какое-то время связывали надеж­ды на лечение туберкулеза, а затем вынуждены были от него отказаться; на применение больших доз кокаина в целях обезболивания, кончавшееся порой смертью больного; на совер­шенно недопустимое, с позиций сегодняшнего дня, манипу­лирование с радием открывшими его супругами Кюри, не знавшими о его опасных излучениях.

За рамками должного предвидения лежат и последствия, в принципе прогнозируемые, но с которыми нецелесообразно считаться по экономическим и иным соображениям. Так, ря­довую мачту линии электропередачи можно построить с таким запасом прочности, что она поспорит в долговечности с еги­петскими пирамидами. Но линия из таких мачт окажется столь дорогой, что пользоваться электричеством будет невозможно. Поэтому в такие мачты, как, впрочем, и в иные сооружения, закладывают не беспредельный, а разумный запас прочности, гарантирующий сооружения не от любых самых маловероят­ных, а от определенных случайностей.

Критерием объективно должного служат определенные нормы и, в частности, технические правила, в ряду которых видное место занимают правила, определяющие содержание и последовательность действий, необходимых для того, чтобы удерживать некоторый объект или процесс в упорядоченном русле. Неосторожное действие – суть действие, отклоняюще­еся от этих правил. Так, врач-анестезиолог Ш., переливая кровь больной Е., грубо нарушил «Инструкцию по технике переливания крови, плазмы и сыворотки, эритроцитной массы и эритроцитной взвеси»: не соблюдал, в частности, время, необходимое для проверки реакции крови реципиента на пере­ливаемую кровь, не провел к тому же контрольную реакцию с сыворот­кой переливаемой крови. Итогом стал гемотрансфузионный шок, от которого больная скончалась.

Любые требования, предъявляемые человеку, должны, претендуя на исполнение, сообразовываться с человеческими возможностями, что, очевидно, и имели в виду римские юрис­ты, конструируя формулу: «Ничтожен договор достать паль­цем небо». Ту же истину выражает пословица: «Выше головы не прыгнешь». Любая норма не может требовать от че­ловека, во-первых, того, что больше общечеловеческих возмож­ностей (видеть дальше орла, состязаться в скорости бега с орловским рысаком и т.д.), и, во-вторых, не может требовать того (хотя это проб­лема субъективного критерия), что выходит за пределы воз­можностей любого человека или за пределы данного человека.

Говоря о таких возможностях, нельзя не иметь в виду, что многие социальные и прежде всего технологические процессы под силу лишь лицам с особо развитыми психофизиологи­ческими и иными возможностями, позволяющими, например, в условиях временного дефицита ориентироваться в большом объеме информации, принимать на ее основе верные решения и проводить их в жизнь. Соответственно, наряду с объективно должным, необходимо устанавливать и индивидуальные физические и иные воз­можности лица, позволяющие ему в конкретно складывающихся условиях, характеризующихся сложностью, скоротечностью и ответственностью управляемых процессов, сознавать общест­венную опасность своих объективно опасных действий и пред­видеть их общественно опасные последствия. Иными словами, если человек в чем-то похож на всех людей, а в чем-то – на некоторых людей, а в чем-то не похож ни на кого другого, то нормы, фиксирующие объективно должное, могут и должны подстраиваться к первому и второму и не учитывать остальное.

Установление этого критерия является не только важ­ной, но и сложной задачей. Известно, что о помыслах и чувствах личности мы можем составить и составляем пред­ставление по его действиям. Они позволяют понять, что хотел и чего добивался человек. В этом плане больших проблем не возникает. Не вы­зывает сложностей и вопрос о том, что мог сделать и фак­тически сделал человек. Иное дело установить неосущест­вившиеся возможности человека – мог ли он сделать то, что не сделал?

Чем более сложные и ответственные задачи кому-то при­ходится решать, чем в более сложную систему отношений он при этом включается, чем сложнее проводимые с его участием технологические процессы, чем больше факторов ему при­ходится при этом учитывать, тем более многомерными и многоуровневыми должны быть и становятся его мышление, восприятие и действия. В такой же мере усложняются пути познания таковых при судебной оценке его просчетов и упу­щений. Суммарно они связаны либо с их непосредственной судебной оценкой с возможным использованием при этом пси­хологической экспертизы, либо с познанием субъективно-воз­можного посредством каких-то объективных критериев (предположение, например, что до достижения определенного возраста лицо не способно отдавать себе отчет об обществен­ном значении своих действий и их последствий или должным образом руководить своими действиями). Нельзя не указать в этой связи и на разработки конструкций юридически значи­мой причинной связи, налагающей пределы на прослеживание связи между действиями лица и их отдаленными (маловероят­ными) последствиями за неспособностью лица учитывать та­ковые. По тому же пути идет установление объективным пу­тем психофизиологических и иных возможностей лица.

§5. Проблема ответственности за преступное невежество.

В житейском и научном смысле невежество – суть незнание чего-то, каких-то фактов, определенных реальностей. Но это незнание особого рода – незнание вопроса, соединенное со стремлением и готовностью решать этот вопрос, – деятельное или агрессивное незнание. Так, незнание топографии кровеносных сосудов, мореходной астрономии автором и читателями этой работы, не претендующими на карьеру хирурга, судоводителя, есть просто незнание. Неведение того же врачом-хирургом, капитаном или вахтенным помощником капитана судна – невежество. Неумение двигаться по карте – всего лишь неумение. То же неумение геолога, пехотного офицера, танкиста – невежество. Как писали римские юристы, незнание того, что лицо должно знать, не извиняет.

На современном этапе научно-технического прогресса выполнение обязанностей лицами разных профессий и разного должностного и служебного уровня стало одной из важнейших общественных проблем.

В такой же мере увеличивается «цена» неправильных теорий, несостоятельность невежественных решений. «Колоссальное сооружение – Бруклинский мост, необозримо про­стирающийся в длину, и Эйфелева башня, беспредельно воз­вышающаяся к небу, – писал известный немецкий физик Л. Больцман, – покоятся не только на твердом фундаменте из чугуна, но еще и на более твердом – из теории упругости»[92]. Ошибочная теория или основывающаяся на верной теории ошибочная технология, объективируясь в неустойчивых сооружениях, в процессах, чреватых осложнениями, ведут ко все более широким и интенсивным потерям. «Невежество, – отмечал К. Маркс, как бы предвосхищая сегодняшнее значение этого, увы, нередкого явления, – это демоническая сила, и мы опасаемся, что оно послужит причиной еще многих трагедий. Недаром величайшие греческие поэты в потрясающих драмах из жизни царских домов Микен и Фив изображают невежество в виде трагического рока»[93].

Предполагая незнание определенного вопроса и действие в рамках этого незнания, невежество порой граничит с казусом, с небрежностью, легкомыслием или с косвенным умыслом.

Очевидно, что должностная и иная компетентность лица – явление преходящее. То, что было верхом компетентности или, по меньшем мере, не было предметом осуждения век назад, сегодня обоснованно квалифицировалось бы как невежество. Но и на уровне сложившихся научно-технических и иных достижений культуры уровень проникновения любого специалиста в характер и нюансы решаемых им задач неизбежно ограничены некоторыми пределами. Инженер-химик обязан знать свой раздел химии, какие-то смежные с ним разделы и не обязан быть специалистом в кристаллографии, радиоделе и т.д. Кардиохирург не компетентен в болезнях позвоночника, а специалист в костно-суставной хирургии – в болезнях сердца. Одна из причин катастрофы на Чернобыльской АЭС заключалась в том, что проект эксперимента на ней было поручено подготовить «Донэнерго» – организации, которая никогда не имела дела с АЭС.

Соответственно, возможны 1) незнание специалистом того, что он обязан знать, и в частности его некомпетентность в смежных отраслях знания, которыми он обязан владеть, – невежество «по горизонтали», и 2) обращение к деятельности, требующей большого опыта и больших знаний, – невежество «по вертикали».

Что касается содержания невежества, то это либо неведение деятелем норм, определяющих содержание и последовательность предписанных действий, либо незнание законов, технологий, руководствуясь которыми неопределенным (не регламентированным правом) путем следует добиваться должного результата.

Там, где жесткая регламентация действий невозможна, лицо само определяет содержание и последовательность действий, необходимых для получения некоторого результата. Врач, например, движется от общего учения о каких-то недугах к конкретному заболеванию определенного больного и т.д.

Если предположить, что поведение лица определяется ситуативными (или неустойчивыми) и надситуативными (устойчивыми) моментами, и исходить при этом из того, что первые могут быть связаны с уровнем внимания лица в конкретной обстановке, а вторые – с его физическими, психическими и иными возможностями, то подготовка лица к деятельности определенного рода относится к моментам устойчивым, характеризующим его постоянные возможности. В этой связи заслуживают внимания предложения учитывать профессиональную и иную подготовку лица не при обсуждении субъективной стороны его деяния, а в рамках определения круга лиц, допущенных к деятельности определенного рода и способных нести ответственность за должное отправление таковой. Надо ли обсуждать способность лица к деятельности, требующей специальной подготовки, если оно не прошло эту подготовку и, стало быть, заведомо не было способно справиться с ней? Уместно ли в данном случае решать этот вопрос в рамках традиционной формулы: «мог или не мог адекватно отправлять эту деятельность?» Требовать от человека, не обученного летному делу, умения вести самолет или, по меньшей мере, обсуждать это умение – не менее бессмысленно, чем, скажем, обсуждать способность слепого различать цвета.

Иначе решал этот вопрос Б.А. Куринов, учитывавший, что «зачисление лица на определенную работу в систему транспорта уже означает признание того факта, что оно является работником транспорта», и «это обстоятельство обязывает гражданина изучать и знать действующие в сфере его работы правила.

Принятие лица на работу, связанную с применением источников повышенной опасности, предполагает его подготовку к этой работе, опирается на доказанность этой подготовки (диплом об окончании вуза, техникума, удостоверение о прохождении определенных курсов и т.д.). Работники гражданской авиации, чья деятельность связана с использованием авиации, должны иметь специальную подготовку – знать Воздушный кодекс РФ, а также правила, наставления, инструкции и другие акты, регулирующие их работу. Необходимым условием для замещения должности инженера является его подготовка в техническом вузе, удостоверяемая дипломом об окончании вуза; условием для замещения должности врача является успешное окончание медицинского вуза, также удостоверяемое дипломом о его окончании.

Но решают ли эти и подобные требования проблему преступного невежества, не ограничивают ли они ее случаями виновного допуска к работе тех, кто к ней не подготовлен? Невежественный специалист, если иметь в виду основной аспект проблемы, – это лицо, допущенное на законном основании к деятельности определенного рода, но не способное из-за низкой квалификации должным образом ее выполнять. Недобросовестное отношение к учебе, разным формам сохранения и повышения квалификации, выливающееся в пресловутую формулу «это мы не проходили», определяет неведение лицом того, что оно было обязано и имело возможность знать.

По сообщениям в печати, случай, когда врачи-стоматологи не смогли вывести больную из шокового состояния и последовавший трагический финал связывается с пренебрежительным отношением стоматологов к ежегодно читаемым им лекциям по неотложной помощи; примерно 40 процентов молодых специалистов обнаруживают в полном смысле слова профессиональное невежество: не могут сделать простейшую операцию, прочитать электрокардиограмму и рентгенограмму и т.д. Одной из причин гибели теплохода «Адмирал Нахимов» было то, что капитан столкнувшегося с ним сухогруза не знал, что, отдав в момент, предшествовавший столкновению, имевшиеся на судне якоря, он мог бы значительно уменьшить силу такового.

Незнание «одного и того же» может в одном случае образовывать «юридический нуль» (незнание, например, правил морского судовождения летчиком, врачом и т.д.), в другом – являться / основанием для выговора, увольнения с работы (незнание тех же правил капитаном судна, вахтенным помощником капитана судна), в третьем – образовывать состав преступления и, в зависимости от обстоятельств, тяжкого и особо тяжкого. Неоднозначно невежество молодого и невежество главного, ведущего специалиста и т.д. «Конкретная мера той ответственности, – писал С.Л. Рубинштейн, – которую в каждом частном случае несет за свои поступки человек, зависит от конкретных условий – от тех реальных возможностей, которые ход жизни предоставил человеку для того, чтобы сознательно отнестись к последствиям своих поступков и самоопределиться по отношению к. ним. В зависимости от этих условий с людей по-разному спрашивается за их поступки и они по-разному несут ответственность за них»[94].

Об этом же писал М.Д. Шаргородский, полагая, что человек в современном обществе должен отвечать за то, что он принимает на себя ответственность за деятельность или действия, с последствиями которых он справиться не в состоянии. Так, должен отвечать хирург, который неграмотно произвел операцию (в результате чего умер больной), но который эту операцию лучше произвести не мог потому, что он плохо учился, лучше оперировать не умеет, хотя окончил медицинский институт, однако должен, если он берется за подобную деятельность[95]. Вина специалиста, отмечал М.Д. Шаргородский в другой работе, заключается в подобных случаях в том, что он «не приобрел знаний, взялся за дело и занял должность, для выполнения которой он не годился»[96].

Недостатки работы учреждений, ответственных за доведение определенной информации до адресатов, естественно, ее могут вменяться этим адресатам – «невежество поневоле». Имеются в виду разного рода задержки по доставке к месту назначения приказов, инструкций и пр., идет ли в них речь о внедрении или, напротив, о запрете определенных методик, средств и пр.

Таким образом, является более чем остра проблема презумпции знания специалистом тех или иных норм, какого-то документа и т.д. За «точку отсчета», очевидно, должен быть взят момент фактического поступления информации адресату. Последующее связано с ее изучением и проверкой ее усвоения тем, кому она адресована и, наконец, с закреплением в определенном документе, которым может быть диплом об окончании определенного учебного заведения, подпись, удостоверяющая факт ознакомления работника с определенным документом. Возможно, здесь следует ввести правовые процессуальные формы.

В общем и целом небрежность имеет место там, где лицо не предвидело, но должно было и могло предвидеть общественно опасные последствия своего действия или бездействия. Невежество исключает данную возможность.

В случае, закончившемся тяжкой катастрофой, экипаж самолета Аэрофлота, плохо владея английским языком, на котором ведутся переговоры во время международных рейсов, не понял диспетчера аэропорта Шенефельд под Берлином и, по­лучив команду садиться на левую посадочную полосу, перешел на правую. Неверное произношение английских слов диспетчером Шереметьевского аэропорта и неверное восприятие ответов пилота едва не повлекло тяжкую катастрофу.

Естественно, что проблемы возможности предвидения общественно опасного результата, как и проблемы возможности понимания действовавшими лицами подлинного значения их действия, в подобных случаях не возникает. Речь идет о явлении, полностью не вписывающемся ни в формулу небрежности («должен был и мог предвидеть»), ни в формулу казуса («не предвидел и не мог предвидеть»). Имело место то, что исключает даже постановку вопроса о предвидении или возможности такового, – языковое невежество.

К аналогичным случаям следует отнести производство земляных работ в местах прокладки электрических, телефонных и иных кабелей лицами, не ознакомленными с пра­вилами ведения данных работ в соответствующих местах; геодезическую безграмотность и т.п.

В действительности, виновным в первом случае было лицо, ответственное за допуск к международным рейсам полноценного и, следовательно, владеющего английским языком экипажа, и во втором – лицо, ответственное за геодезическую подготовку работников.

Добавим к тому же, что если небрежность, как было отмечено, явление ситуативное (в той же ситуации могло и не быть растерянности, забвения правил), то невежество, как правило, надситуативно: оно неизбежно ведет к ошибкам и потерям – рано или поздно события, о которых идет речь, не могли не произойти. Далее. Если небрежность – явление в конкретном случае непредсказуемое, то невежество, как и его противоположность – компетентность специалиста, поддаются полному и уверенному контролю: экзамены, проверки и т.д. Лица, обязанные такой контроль осуществлять, ответственны за включение невежественного лица в состав социо-технических и иных установлений, а также за последствия такого включения по правилам посредственного виновничества.

Нельзя не отметить и незнание лицом сведений, которые оно было обязано и имело возможность знать, – распространенная, но не единственная форма невежества. Оно проявляется и в намеренном выходе лица за пределы профессиональной и иной компетентности (скажем, архитектор решает вопросы, которые может и должен решать строитель, общий хирург ведет плановую нейрохирургическую операцию – нарушение компетентности «по горизонтали»; вопрос, требующий инженерного решения, решается техником, операцию, которую по силам провести лишь хирургу высшей квалификации, ведет хирург начинающий и т.д. – невежество «по вертикали».

Как и при легкомыслии субъект преступного невежества может переоценивать факторы, способные, с его точки зрения, противодействовать ущербу, возможность которого он предвидит. Но при самонадеянности в общем ее виде отсутствует профессионализм и вытекающее из него понимание высокой опасности отступления от определенных правил. При самонадеянном же невежественном решении лицо в силу своего профессионализма не может не понимать высокой опасности такого отступления. Хирург, решающийся на операцию, для него «заказанную», не может не понимать факт перехода им сложившихся границ и т.д.

Непредвидение возможного ущерба либо легкомысленный расчет на его предотвращение – формы невежества, порой сочетающегося с преступным безразличием к последствиям совершаемых действий. Спектр такого невежества весьма широк – от чеховского «злоумышленника» до авторов печально знаменитых «проектов века», связанных с поворотом рек, неоправданным осушением определенных земель, несущих обществу безмерный ущерб.

«Число поступков, совершаемых с пренебрежением к правилам безопасности, – и это отмечал ещё В.Н. Кудрявцев, – достаточно широко, и многие из них в своей основе имеют или недостаточно определенное понимание физических свойств ситуации, грозящих наступлением вредных последствий, или пренебрежение этими последствиями». Речь может идти о намеренном нарушении норм предосторожности при несомненном понимании опасности такого нарушения и непринятии мер к предотвращению возможного ущерба.

Так, предложенный и реализованный академиком И.В. Егиазаровым проект снижения уровня озера Севан, поставивший озеро на край гибели, был осуществлен вопреки научному прогнозу неизбежности этой гибели.

Действие, совершаемое при отсутствии полного представления о значении и последствиях такового, – конститутивный признак невежества. Но такое же действие характеризует и правомерный исследовательский риск, при котором лицо (что и определяет риск) действует в условиях неполного знания.

Проблемы исследовательского риска не существовало бы, если бы постижение нового осуществлялось лишь логическим путем. Однако стоит исследователю перейти известную степень точности, как реальные явления начинают лишь приблизительно подчиняться некоторому закону, поскольку никакой отдельный научный закон не исчерпывает многообразия явлений, существующих в природе и обществе.

Как следствие этого, исходной точкой познания является не знание, а незнание, не определенность, а неопределенность. Так, уровень представлений о физических условиях верхних слоев атмосферы в канун космических полетов был явно недостаточным: не было известно, где проходят границы атмосферы, выдержит ли герметизация космический вакуум и т.д. Процесс творчества, отмечал академик П.К. Капица, проявляется у человека, когда он «не имеет точной инструкции, но сам должен решать, как ему поступать»[97]. Но если при правомерном исследовательском риске лицо учитывает все, что на данном этапе развития науки и техники может быть учтено, то для преступного невежества характерно уклонение от такого учета.

Непременным условием вменения лицу невежественных действий и их последствий является установление его подготовки к деятельности определенного рода. Отсутствие соответ­ствующей подготовки, означая заведомо неспособность лица к той или иной деятельности, выводит его из круга тех, кто может нести ответственность за ненадлежащее отправление этой деятельности (по признаку специальной невменяемости). И, как следствие этого, должен ставиться вопрос об ответственности тех, кто отвечал за допуск лишь должным образом подготовленных лиц к определенной работе, а если же имело место самовольное вторжение в отправление определенной деятельности, – то и об ответственности субъекта такого вторжения.

В этой связи с целью ликвидации пробелов уголовного права в уголовное законодательство могла бы быть введена норма о преступном невежестве: «Незнание специалистом правил своей профессии, повлекшее несчастные случаи с людьми или иные тяжкие последствия».

Невежество играет сегодня в нашем обществе роль злого рока, несущего беспрецедентные потери. Еще раз сошлемся на катастрофу на Чернобыльской АЭС, на гибель озера Севан и т.д. Но «джин невежества» был выпущен гораздо раньше, причем не только выпущен, но и идеологизирован. «Что касается наших руководящих кругов, – писал, например, Н.И. Бухарин, – то смеем уверить профессора Павлова – они в биологии и физиологии понимают много больше, чем проф. Павлов в области общественных наук»[98]. Сливаясь с протекционизмом и карьеризмом, невежество шло с высших ступеней иерархии к низшим, плодит неквалифицированных и малоквалифицированных специалистов.

§6. Невиновное причинение вреда

От преступной небрежности следует отличать случай, т.е. невиновное причинение вреда. В соответствии с ч.1 ст. 28 УК РФ, деяние признается совершенным невиновно, если лицо, его совершившее, не осознавало и по обстоятельствам не могло осознавать общественной опасности своих действий (бездействия) либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела не должно было и не могло их предвидеть.

Случай характеризуется отсутствием либо обоих критериев преступной небрежности, либо одного из них. В отличие от вины его следует считать не психическим отношением лица к содеянному (его не существует), а особым психическим состоянием лица, действующего (или бездействующего) в той или иной обстановке, исключающей общественную опасность содеянного им.

Законодатель в ч. 1 ст. 28 УК установил четыре возможных варианта невиновного причинения вреда:

- лицо не осознавало общественной опасности своего деяния и по обстоятельствам дела не могло ее осознавать;

- лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий, и по обстоятельствам дела не должно было и не могло их предвидеть;

- лицо не предвидело возможности наступления таких последствий, не могло их предвидеть, хотя и должно было;

- лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий, однако могло их предвидеть, хотя и не должно было этого делать.

Ч. 2 ст. 28 УК РФ предусматривает особую разновидность невиновного вреда. Деяние признается совершенным невиновно и тогда, когда лицо, его совершившее, хотя и предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но не могло их предотвратить в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно психическим перегрузкам.

Экстремальными являются условия, выходящие за рамки обычных, либо такое усложнение обстановки, которое требует особого внимания, немедленного реагирования и пр. Например, чрезвычайное происшествие, внезапная утрата профессиональных навыков и т. д. Нервно-психические перегрузки выражаются в особом состоянии организма человека, например, при переутомлении, стрессовом состоянии, вызванном полученным известием, и т. д.

Указанная разновидность случая как невиновного причинения вреда связана с экстремальными условиями и непоправимыми нервно-психическими перегрузками, испытываемыми тем или иным лицом, чаще всего в сфере управления техникой. Это относится, например, и к пилотам, вылетающим в рейс, не отдохнув от предыдущего, и к авиа - и железнодорожным диспетчерам, так же иногда работающим с огромной перегрузкой. Во многих случаях эти лица, допустившие наступление тех или иных общественно опасных последствий, предвидели возможность их наступления, однако в силу указанных выше причин они не могли их предотвратить.

§7. Преступления с двумя формами вины

В большинстве случаев преступления совершаются умышленно или по неосторожности, т.е. с какой-либо одной формой вины. Однако в уголовном законодательстве имеются такие сложные составы преступления, которые включают не одно, а два последствия. Психическое отношение к этим двумя последствиям может быть различным. С учетом этого в УК РФ впервые была включена статья об ответственности за преступление, совершенное с двумя формами вины - умыслом и неосторожностью (ст. 27). Анализ нормы показывает, что закон в одном преступлении как бы объединяет два состава (с умышленной и неосторожной формами вины), каждый из которых может существовать самостоятельно. Например, ч.4 ст.111 УК предусматривает ответственность за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего.

Преступления с двумя формами вины характеризуются следующими признаками:

а) наличие в результате совершения преступления двух последствий;

б) сочетание различных форм вины в отношении этих двух последствий;
в) две формы вины могут иметь место только в квалифицированных составах;

г) неосторожным может быть только отношение к квалифицирующим деяние признакам;

д) преступления с двумя формами вины отнесены законодателем к числу умышленных преступлений.

Преступления с двумя формами вины сконструированы по одному из следующих типов.

Первый тип образуют преступления с двумя указанными в уголовном законе и имеющими неодинаковое юридическое значение последствиями. Речь идет о квалифицированных видах преступлений, основной состав которых является материальным, а в роли квалифицирующего признака выступает более тяжкое последствие, чем последствие, являющееся обязательным признаком основного состава. Характерно, что квалифицированное последствие заключается в причинении вреда другому, а не тому непосредственному объекту, на который посягает основной вид данного преступления (например, ч. 4 ст. 111, ч. 2 ст. 167, ч. 3 ст. 254 УК РФ).

Второй тип преступления с двумя формами вины характеризуется неоднородным психическим отношением к действию или бездействию, являющемуся преступным, независимо от последствий и к квалифицированному последствию. При этом квалифицированное последствие состоит в причинении вреда дополнительному объекту, а не тому, который поставлен под уголовно-правовую охрану нормой, формулирующей основной состав данного преступления. К этому типу относятся квалифицированные виды преступлений, основной состав которых является формальным, а квалифицированный состав включает определенные тяжкие последствия (ч. 3 ст. 123, ч. 3 ст. 124, ч. 3 ст. 126, ч. 2 ст. 128 УК РФ).

Особенности ответственности за преступления, совершенные с двумя формами вины, предусматриваются в ст. 27 УК РФ: если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватываются умыслом лица, уголовная ответственность за такие преступления наступает только в случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно было и могло предвидеть возможность наступления этих последствий.

В целом такое преступление признается совершенным умышленно, что определяется умышленной формой вины в основном составе преступления. Противоположная позиция означала бы, что к основному деянию, совершенному умышленно, применялись бы юридические последствия, предусмотренные для неосторожных преступлений, что явно не соответствовало бы тяжести совершенного умышленного преступления и степени вины лица, его совершившего.

В теории уголовного права иногда преступления с двумя формами вины именуют преступлениями со смешанной виной.[99] Однако это наименование является неточным. Никакой смешанной вины в рассматриваемых составах нет, а имеется две формы вины в одном составе.

§8. Факультативные признаки субъективной стороны преступления

В отличие от вины, мотив и цель преступления при совершении преступления не являются необходимыми признаками состава преступления. Они включаются законодателем в число признаков не всех, а лишь некоторых преступлений. Тем не менее, даже не будучи признаками состава преступления, они могут оказывать существенное влияние на назначение наказания, выступая в качестве смягчающих и отягчающих обстоятельств.

Психология учитывает, что все действия человека обусловлены определенными мотивами и направлены на определение цели. Правильная оценка любого поведения невозможна без учета его мотивов и целей.

Мотив преступления - это обусловленные определенными потребностями и интересами внутренние побуждения, которые вызывают у лица решимость совершить преступление, и которыми оно руководствовалось при его совершении.

Цель преступления - это мысленная модель будущего результата, к достижению которого стремится лицо при совершении преступления. Цель преступления возникает на основе преступного мотива, а вместе мотив и цель образуют ту базу, на которой рождается вина как определенная волевая и интеллектуальная деятельность субъекта, связанная с совершением преступления и протекающая в момент его совершения. Общественно опасные последствия преступления охватываются мотивами и целями только в умышленных преступлениях. Поэтому применительно к преступлениям, совершенным по неосторожности, нельзя говорить о преступных мотивах и целях, и законодатель не включает этих признаков в составы неосторожных преступлений.

Все мотивы и цели преступлений можно поделить на две группы: низменные и лишенные низменного содержания.

К низменным следует отнести те мотивы и цели, с которыми уголовный закон связывает усиление уголовной ответственности либо в рамках Общей части

УК РФ, оценивая их как обстоятельства, отягчающие наказание, либо в рамках Особенной части УК РФ, рассматривая их в конкретных составах преступлений как квалифицирующие признаки, а так же в качестве необходимого условия уголовной ответственности. Низменными следует признать такие мотивы, как корыстные (п. «з» ст. 105 УК РФ), хулиганские (п. «и» ст. 105 УК РФ). К низменным целям относятся такие цели, как цель облегчить или скрыть другое преступление, цель использования органов и тканей потерпевшего (п. «м» ст. 105 УК РФ). Прочие мотивы и цели, с которыми уголовный закон не связывает субъективное основание уголовной ответственности или ее усиление, относятся к не имеющим низменного содержания.

Значение мотива и цели заключается в следующем.

Во-первых, мотив и цель преступления могут превращаться в обязательные признаки состава преступления, если законодатель вводит их в состав конкретного преступления в качестве необходимого условия уголовной ответственности. Так, в ст. 153 УК РФ установлена ответственность за подмену ребенка, совершенную из корыстных или иных низменных побуждений. Если подмена ребенка осуществлена без данных мотивов, то указанный состав преступления отсутствует.

Во-вторых, мотив и цель могут изменять квалификацию, то есть служить признаками, при помощи которых образуется состав того же преступления с отягчающими обстоятельствами. Например, это п. «з» ч. 2 ст. 126 УК РФ.

В-третьих, мотив и цель могут служить обстоятельствами, которые без изменения квалификации смягчают или отягчают наказание, если они не указаны законодателем при описании основного состава преступления и не предусмотрены в качестве квалифицирующих признаков.

В отдельных случаях мотивы и цели преступления могут служить исключительно смягчающими обстоятельствами и в этом качестве обосновывать назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление санкцией нормы Особенной части УК РФ (ст. 64 УК РФ), либо лечь в основу решения об освобождении от уголовной ответственности или от наказания.

§9. Понятие и виды ошибок

Ошибка - это неправильное представление лица о действительном юридическом или фактическом характере совершенного им действия или бездействия и его последствий.

В зависимости от характера неправильных представлений субъекта различаются юридическая и фактическая ошибки. Все виды юридической и фактической ошибок, так или иначе характеризуют сознание лица, поэтому вопрос об ошибке возникает только в случаях совершения умышленных преступлений.

Юридическая ошибка - это неправильное представление субъекта о преступности или не преступности совершенного им деяния и его последствий, юридической квалификации содеянного, а так же о виде и размере наказания, которое может быть назначено за совершение такого деяния.

Принято различать следующие виды юридической ошибки.

Ошибка в уголовно-правовом запрете, т.е. неверная оценка лицом совершаемого им деяния как непреступного, уголовно не наказуемого, тогда как в действительности оно в соответствии с законом признается преступлением. Ошибка подобного рода не исключает умышленной вины, поскольку незнание закона не равнозначно отсутствию сознания общественной опасности и не может служить оправданием лица, совершившего деяние, запрещенное уголовным законом («незнание закона не освобождает от уголовной ответственности»).

Так, если человек из озорства остановил поезд стоп-краном, полагая, что за это уголовная ответственность не предусмотрена, и при этом наступили последствия, указанные в ст. 268 УК РФ, то он подлежит привлечению к уголовной ответственности по этой статье.

Ошибочная оценка лицом совершаемого деяния как преступного, тогда как на самом деле закон не относит его к преступлениям (так называемое мнимое преступление). В подобных случаях деяние не причиняет и не может причинить вред общественным отношениям, охраняемым уголовным законом, оно не обладает свойствами общественной опасности и противоправности, поэтому не является объективным основанием уголовной ответственности и исключает субъективное ее основание. Например, «похищение» выброшенных из-за износа автомобильных покрышек не является преступным из-за отсутствия объекта посягательства, поэтому в нем нет и вины. Уголовная ответственность за такие действия не наступает.

Неправильное представление лица о юридических последствиях совершаемого преступления: о его квалификации, виде и размере наказания, которое может быть назначено за совершение этого деяния. Осознание названных обстоятельств не входит в содержание умысла, они не являются обязательным предметом сознания, поэтому их ошибочная оценка не влияет на форму вины и не исключает уголовной ответственности. Так, лицо, изнасиловавшее малолетнюю, наказывается в соответствии с санкцией нормы, включающей данный квалифицирующий признак, даже если субъект ошибочно полагает, что его деяние наказывается в пределах, установленных санкцией той нормы, где описано изнасилование без отягчающих обстоятельств.

Общее правило, относящееся к значению юридической ошибки, сводится к тому, что уголовная ответственность лица, заблуждающегося относительно юридических свойств и юридических последствий совершаемого деяния, наступает в соответствии с оценкой этого деяния не субъектом, а законодателем. Иначе говоря, такая ошибка обычно не влияет ни на форму вины, ни на квалификацию преступления, ни на размер назначаемого наказания.

Фактическая ошибка - это неправильное представление лица о фактических обстоятельствах, относящихся к объекту и объективной стороне совершенного им преступления.

В зависимости от содержания неправильных представлений, т.е. от предмета неверных восприятий и оценок, принято различать следующие виды фактической ошибки: в объекте посягательства, в предмете преступления, в личности потерпевшего, в развитии причинной связи.

Ошибка в объекте – это неправильное представление лица о социальной и юридической сущности объекта посягательства. Возможны две разновидности подобной ошибки.

Во-первых, так называемая подмена объекта посягательства, которая заключается в том, что субъект преступления ошибочно полагает, будто посягает на один объект, тогда как в действительности ущерб причиняется другому объекту, неоднородному с тем, который охватывался умыслом виновного. Например, лицо, пытающееся похитить из аптечного склада наркосодержащие препараты, на самом деле похищает лекарства, в которых наркотические вещества не содержатся.

При наличии такого рода ошибки преступление должно квалифицироваться в зависимости от направленности умысла. Однако нельзя не считаться с тем, что объект, охватываемый умыслом виновного, фактически не потерпел ущерба. Чтобы привести в соответствие эти два обстоятельства (направленность умысла и причинение вреда другому объекту, а не тому, на который субъективно было направлено деяние), при квалификации подобных преступлений применяется юридическая фикция: преступление, которое по своему фактическому содержанию было доведено до конца, оценивается как покушение на намеченный виновным объект. В приведенном примере лицо должно нести ответственность за покушение на хищение наркотических средств (ст. 30 и ст. 229 УК РФ). Правило о квалификации преступлений, совершенных с ошибкой в объекте рассмотренного вида, применяется только при конкретизированном умысле.

Второй разновидностью ошибки в объекте является незнание обстоятельств, благодаря которым изменяется социальная и юридическая оценка объекта в законе. Так, беременность потерпевшей при убийстве или несовершеннолетие потерпевшей при изнасиловании повышают общественную опасность названных преступлений и служат квалифицирующими признаками. Данная разновидность ошибки влияет на квалификацию преступлений двояким образом. Если виновный не знает о наличии таких обстоятельств, когда в действительности они существуют, то преступление квалифицируется как совершенное без отягчающих обстоятельств. Если же он исходит из ошибочного предположения о наличии соответствующего отягчающего обстоятельства, то деяние должно квалифицироваться как покушение на преступление с этим отягчающим обстоятельством.

От ошибки в объекте необходимо отличать ошибку в предмете посягательства и в личности потерпевшего.

При ошибке в предмете посягательства ущерб причиняется именно предполагаемому объекту, хотя непосредственному воздействию подвергается не намеченный преступником, а другой предмет.

Например, получив сведения, что на даче, принадлежащей А., никто не живет, С. по ошибке проникает на соседнюю дачу, принадлежащую М., и похищает оттуда ценные ве