Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | ||
|
Идея порядка44 восходит к ведическому слову rta, которое можно перевести как «то, что определено, приведено в порядок, прилажено друг к другу»45. Социальный порядок всегда мыслился по аналогии с порядком универсума46, и напротив — порядок универсума всегда понимается по аналогии с социальным порядком. У древних греков аналогичный rta термин nomos изначально прилагался не только к ритуалу и связанной с ним морали, но и к природному порядку.
Социальный порядок складывается неосознанно в архаике —как некоторая сила, аморфная и всепроникающая, которая как бы извне управляет поступками каждого отдельного человека. Наиболее определенно такая «магма» архаического порядка, по существу слитая со стихиями космоса, обнаруживается в архаическом ритуале47. Здесь социальная реальность первично организована, упорядочена мифологически. И в цивилизованном обществе налицо такого рода досозна-тельное и внесознательное упорядочение. Оно предстает как обычаи, неписаные законы, как организация повседневности48, как искусство, как художественное произведение ■
Существенна ценностная окрашенность социального порядка. Здесь сущее фундаментально ориентировано на должное или даже совпадает с ним. Социальный порядок — это социальный идеал, который, пусть и в искаженной форме, действительно присутствует в реальности.
Там, где есть порядок, постоянны и его нарушения. Каковы же источники последних? Порядок через свои нарушения постоянно воспроизводит внутри себя хаос. Хаос развивает социальный порядок как социальное благо, одновременно искажая, деформируя его. Он, в противоположность социальному порядку, является основой начала различия (см. далее: «Проблема зла и вины: социодицея и искупление»).
Хаос, который восходит к архетипу Кроноса, собственно, и есть многое как таковое50, т.е. множественность, задаваемая различием. В хаосе господствует дионисийностъ. Он предстает самым абстрактным социальным злом. Хаос является как стихия, трактуемая в качестве господства случайностей, — как массовая случайность или как чуждая, непознанная, внешняя социальному порядку закономерность, например биологическая. Социальный порядок же, восходящий к архетипу Зевса, напротив, есть социум в качестве единого как такового. Социальный порядок — это воплощение аполлонизма. Если хаос предстает как стихия, то социальный порядок конкретизируется как культура. Самое интересное и важное, конечно, на гранях, на границах хаоса и упорядоченности, на границе стихии и культуры, в их взаимных переходах и диалектических превращениях друг в друга.
3.4-1. СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ51
Социальный порядок предстает конкретно как система социальных институтов, т.е.: 1) учреждений, представляющих данные институты как организации; 2) норм, оформляющих эти организации; 3) людей, идентифицированных с ними52.
Конгломерат социальных институтов в обществе, «притирающихся» друг к другу, образует феномен социального (социально-экономического, социокультурного) уклада. В конечном счете весь обществен-ныи строи, весь социальный порядок есть совокупность укладов00.
3.4-2. ЗАКОНЫ
Для философа социум интересен потому, что последний представляет собой высшее единство, базирующееся не на порядке необходимости, а на порядке свободы. Глядя в глаза Другого, я вижу не только этого Другого, не только собственное отражение в нем, но я вижу
и Бога (или — Абсолют, или — человечество, или — принципы и законы устройства универсума, и т.д.). В «горизонтальных» отношениях людей обнаруживается «вертикаль», собственно философская интенция всякого социального отношения. В этом смысле социальная философия предстает как учение о социальном порядке, а потому она по своему содержанию и наука о законах. Законы эти предстают в двух смыслах.
Во-первых, законы суть нормы, т. е. регулятивы в поведении индивидов и социальных групп. У И. Канта в рамках дуализма должного и сущего нравственность выступает как идеальная норма, которая постигается только личностью54. Неокантианцы придают решающее значение праву, правовому порядку как форме организации социального порядка.
Социальный порядок, раскрывающийся как система законов, есть основа справедливости56. «Справедливость —это первая добродетель общественных институтов, точно так же, как истина — первая добродетель систем мысли. Теория, как бы она ни была элегантна и экономна, должна быть отвергнута или подвергнута ревизии, если она неистинна. Подобным же образом законы и институты, как бы они ни были эффективны и успешно устроены, должны быть реформированы или ликвидированы, если они несправедливы».
Во-вторых, законы суть ограничения разнообразия реальной общественной жизни, социальной стихии; они напоминают по форме естественные законы природы и формируются объективно, независимо от сознания и воли отдельных людей, «участвующих» в их осуществлении58. Этот второй смысл законов не предполагает, что люди сознательно руководствуются ими как нормой, хотя они неминуемо оказываются вовлеченными в поток их действия.
Понятно, что оба этих смысла социального закона близки, перетекают друг в друга и сходятся, например в понимании Божественного установления59. Люди могут рассматриваться как равные перед ликом Бога. Естественное право в философии Просвещения и в немецкой классической философии, секуляризуя эту идею, провозглашает людей равными от природы60. Естественное право одинаково для всех времен и народов, но парадоксальным образом законодатель устанавливает право по произволу своего субъективного разума. Идея естественного права противоположна договорной концепции государства, которая видит законы прежде всего как установления человеческой воли.
Естественное право обнаруживается в форме традиции. Традиция может быть рассмотрена как ноэма (в смысле Э.Гуссерля), т.е. в конечном счете как самостановящаяся последовательность61. Идея традиции вообще весьма существенна для понимания онтологии об-
щества. Традиция есть конкретная форма существования социума, самого его пребывания и сохранения как бы изъятым из времени. Это сохранение, эта стабильность имеет ту же гомеостатическую природу, что и сохранение любого живого организма, любой целесообразной системы. Традиция наиболее полно реализуется в так называемом традиционном обществе, а также в идеологии традиционализма, весьма актуальной и сегодня. В известном смысле традиция включает в себя и оправданные традицией инновации. Последние осмысляются и рационализуются здесь как возрождение, как возвращение к традиции, по тем или иным причинам забытой62, что конкретизируется в идее «осевого времени»63.
Существенно понятие легитимности социального порядка, т. е. признание того или иного установления законным, справедливым. Особенно интересна смена легитимности и нелегитимности в условиях переходных периодов, революций. Граница, отделяющая легитимное и нелегитимное в революционной деятельности, часто расплывчата, что определяет необходимость для каждого нового поколения (см. ниже о «возрастах») заново прояснять предпосылки и последствия в диалоге с теми, кто был к революции причастен. Только так можно разглядеть в революции содержащуюся в ней надежду и обещание64.
Понятно, что социальный порядок может быть различным. Идея общества как идеал может представать в самых разных модификациях: либо как рационально устроенное «открытое общество», либо как (тоже, по идее, рациональное) общество «развитого социализма»60, либо как Вселенская церковь — соборность (в русской идеалистической традиции).
Порядок и управление — эквивалентные понятия, отражающие статику и динамику рассматриваемого феномена. Социальный порядок — то, что создается управлением. Управление реализуется различными «инструментами»: это и государство, и средства массовой коммуникации, и общественность (гражданское общество —самоуправление), и идеология, и т.д. Отметим, что управление в связи со сказанным не только может, но и должно быть многообразным. Упование на один тип управления (скажем, на государственный или на «рыночные механизмы») ведет общество к катастрофе.
34.3. ИЕРАРХИЯ
И обыденному сознанию ясно, что любая целесообразная система построена иерархично. Это означает существование высших, управляющих уровней (пластов, слоев), элиты, и низших, управляемых слоев, народа. Иерархия67 форм множественностей предстает в самом абстрактном плане как реализация различия в множественности — и, в
частности, как конкретизация агона, всеобщей конкуренции в социуме. Так называемое принятие решений> концентрируется в верхних уровнях системы, а исполнение решений — в нижних уровнях.
Иерархия в сущностном плане предстает как выделение базовой структуры, или базиса. В зависимости от общей философской установки исследователя в качестве базовой структуры выделяется то или иное структурное образование социума68.
Каким образом совместить, с одной стороны, принцип свободы, а с другой — принцип иерархии? Принципом социального порядка, который в нашей цивилизации представляется наиболее оптимальным, выступает демократия как определенная система переговорной практики. Противоположность ее — деспотизм69. Принцип демократии предполагает совмещение порядка и свободы, которые, вообще говоря, противоречат друг другу. Демократическая форма порядка — скорее исключение, чем правило в истории, даже в тех обществах, где ДеМОКра-тия признается одной из высших ценностей.
3.4-4- ВЛАСТЬ И ЗАВИСИМОСТЬ
Понятия власти и зависимости существенны для осмысления социального порядка. Если высшие уровни системы обладают властью над низшими, то низшие уровни зависят от высших. Постоянно в самых разных смыслах формулируется тезис: «общество по сущности есть власть (и зависимость)». Согласно Аристотелю, существует космический «принцип властвования». Именно в соответствии с этим принципом части составляют единое целое, подчиняются целостности некоторого властвующего начала71.
Власть может представать не только как насилие, но и как забота, как патернализм. Скажем, молодежь зависит от зрелого поколения, а оно в свою очередь властвует над молодежью, мужчины в традиционных цивилизациях властвуют над женщинами, женщины зависимы от мужчин, и т. д. — во всех случаях насилие и забота перетекают друг в друга, маскируются друг другом.
В связи с этим двойственным отношением власти-зависимости в обществе постоянно возникает вопрос об ответственности или вине. Кто отвечает за дисфункции, за зло в нынешнем состоянии социума, кто виноват в этом? Существует два распространенных клише: ответственность несет элита, «верхи», и, что реже, ответственность несет народ, «низы»72.
Занимаясь объективным описанием иерархии в социальной системе, мы все время помним о субъективном переживании ее. Власть (как и зависимость) —это, по сути дела, переживание пребывания в иерархической системе.
3.4-5- АНОМИЯ: ПЕРЕХОДНЫЕ ПЕРИОДЫ, РЕВОЛЮЦИЯ И ВОЙНА
После того как мы рассмотрели различные формы существования норм, обратимся к их нарушениям, а именно к аномии73. Общества могут характеризоваться различным уровнем проявленности, обязательности и устойчивости норм, обычаев, юридических законов, моральных императивов, правил и т. п. Если вдруг необъяснимым для большинства образом стремительно74 рушатся все привычные нормы, законы, установления и институции, то мы встречаемся с аномией. Если большинство населения- чувствует себя как бы «вне» норм социального порядка, если различные нормы конкурируют между собой, взаимно отрицая друг друга, если легитимность предстает лишь как легальность, если толерантность вырождается в индифферентизм, равнодушие и попустительство, то мы также имеем дело с обществом, находящимся в состоянии аномии. Иначе говоря, аномия может протекать вяло, как гниение, но может протекать и бурно —здесь уместен образ горения, пожара, взрыва75. Есть и еще один важный образ такого состояния общества — речь идет о коллапсе7 &.
Аномии в обществе связаны с так называемыми переходными периодами, с эпохой перемен. Эпоха перемен в позитивном смысле называется реформированием. Здесь власть не теряет контроля над процессом социальных изменений. В противоположность этому революция и война, как правило, развиваются стихийно. Власть напоминает смельчака, который пытается оседлать тигра. В конце XX в. понятие «переходная эпоха» все чаще заменяется по существу близким понятием, почерпнутым из синергетики, — точка бифуркации. Точка бифуркации означает некоторый качественный скачок в развитии социальной системы, когда открывается возможность выбора той или другой стратегии будущего.
Большинство социальных философов подчеркивает, что аномия порождается не биологическими причинами, что ее суть — в социальном или в культурном, например в социальной иерархии, обеспечивающей различный доступ к возможностям легитимного, институционально допустимого достижения обусловленных культурой целей.
Стабильные и переходные периоды могут быть охарактеризованы соответственно различным отношением к игре. Стабильные, устойчивые эпохи отводят игре достаточно определенное место, отделенное от серьезной, моральной и т. п. активности. Переходная эпоха смешивает игру и «настоящую жизнь», люди ведут свою политику как игру, а игра превращается в серьезную политику77. Жизнь в эпоху перемен получает превращенные формы78 игры, а игра в это время через принцип оборачивания ищет новые пути, скрытые пока от большинства. С
понятием аномии тесно связаны понятия лшргиналъности (Р. Парк) и девиантного (отклоняющегося) поведения (Р. Мертон).
Совершенно очевидно, что в трактовке аномии (так же как маргинальное™ и девиантности) имплицитно содержится отрицательная оценка. Хотя между прочим и указывается на определенную «полезность» аномии для развития общества, ясно, что симпатии приведенных выше авторов все же на стороне нормы, а не аномии79.
Всякая социальная жизнь предполагает момент аномии. Последняя не может быть целиком отнесена только к «общественной патологии», но составляет неотъемлемый момент подлинного «общественного здоровья», поскольку обусловливает возможность общественного развития. В аномии, таким образом, налицо момент инновации, момент творчества (так же как и, наоборот, новатор, творческий человек порождает вокруг себя в большей или меньшей степени ситуацию аномии). Что касается «эпохи перемен», то, как правило, переходные периоды всегда изобиловали протуберанцами жестокости, насилия и народных бедствий80.
В рамках влиятельного и многообразного социалистического движения, развернувшегося в XIX-XX вв., налицо совершенно противоположная система ценностей. Речь идет о ценности революционности, о высочайшей ценности восстания0*, революции, которую называли «праздником для угнетенных и эксплуатируемых» (В.И.Ленин), «локомотивом истории» (К.Маркс). Нет сомнения, социальная революция в основе своего существования имеет не что иное, как аномию, хотя и оцениваемую «с противоположным знаком». Отношение к революции поистине является пробным камнем для любой социально-философской концепции. В XIX в. философы мучительно решали для себя вопрос об отношении к Французской революции, в XX в. философы столь же трудно осмысляли для себя вопрос об отношении к Русской революции82, а также и вопрос об отношении к так называе-мои консервативной революции нацизма.
Социалистическое движение окрасило всю новоевропейскую цивилизацию, аналогичным образом идея революции сыграла важную роль в социальной теории XIX-XX вв. Причем это понятие использовали не только социалисты и не только марксисты84. С помощью феномена социальной революции, характерного для двух последних столетий, пытались объяснить всю историю человечества. Неолитическая революция обозначила сдвиг от архаического общества к цивилизации. Преобразование распадающейся Римской империи в средневековое общество иногда рассматривалось как результат революции рабов. Превращение средневекового общества в новоевропейское представало как революции, возглавлявшиеся третьим сословием, — буржуазные революции. Наконец, в соответствии с данной схемой, завершала
эту череду «революционных скачков» социалистическая революция, последняя революция, в которой важнейшим инструментом является насилие («революционное насилие»). Здесь, по мысли К.Маркса и Ф. Энгельса, происходил «скачок из царства необходимости в царство свободы», после которого социальная эволюция уже не должна носить форму политических революций. В этой мысли о революции звучит апокалиптический, хилиастический мотив: заканчивается история и... наступает «подлинная история»85.
Если по отношению к революции существует определенная двойственность в оценке, то война сегодня оценивается, как правило, только отрицательно86. Между тем диалектическая традиция (Гераклит, Гегель, Маркс) вовсе не столь однозначно относится к войне. Собственно, Маркс и не мог бы возглашать ценность «критики оружием», если бы не оценивал войну по крайней мере двойственно. Мы должны решить для себя, является ли война определенной «болезнью» общества, которую невозможно искоренить, или, быть может, эта «болезнь» поддается излечению — и тогда мы будем иметь общество, где принципиально нет войн. Современная социальная наука склоняется к тому, что хотя война и есть зло, но в рамках мировой цивилизации войны вечны.
3.4-6. ПРОБЛЕМА ЗЛА И ВИНЫ: СОЦИОДИЦЕЯ И ИСКУПЛЕНИЕ
Теперь мы готовы обсудить тему существования зла в обществе, социального зла. Если общество —это в сущности рациональное (в широком смысле) единство, а социальный порядок есть социальное благо, то откуда в обществе берется зло, или трагедия, как предпочитают выражаться некоторые авторы87? По-видимому, не только Бог нуждается в оправдании (теодицея), не только человек нуждается в оправдании (антроподицея), но и общество нуждается в оправдании (социодицея) — или, по крайней мере, в объяснении.
Самый общий (и абстрактный) источник зла мы уже указали — это различие во многом, которое выше раскрывалось как хаос. Катастрофы есть следствие обвального, характеризуемого «цепными процессами» выхода стихий различной природы из-под разумного контроля88.
Однако понятие зла не может быть сведено только к бессилию рационального контроля. Термин «зло» имеет смысл прежде всего в этической теории89 (которая взывает к доброй воле человека, побуждая его воздержаться от зла), а также в религии90. В этическом плане социальное благо предстает как добро, а социальное зло — как то, что заслуживает нравственного осуждения, моральное зло. Авраамические религии, базирующиеся на Библии, видят источник зла в грехопадении. Стало быть, как мы убедимся ниже, такого рода религиозные
концепции по существу исходят из темпоральной природы зла, коренящегося в самом движении времени, в истории.
Начало искупления есть переживание вины91.
Феноменология зла многообразна —это прежде всего война, бессмысленные бунты, восстания, революции, вандализм92, социальные катастрофы и т. п. Люди, участвующие во всех такого рода эксцессах, совершающие все эти немыслимые злодейства, как правило, вполне «нормальные люди», которые «хотят хорошего»93. И большевики, осуществлявшие Октябрьский переворот, в своей массе были честными, совестливыми людьми, которые не могли спокойно видеть страданий народа, — во имя блага людей они готовы были пожертвовать собой. И ныне стоящие у власти в нашей стране политики также имели и имеют, как правило, наилучшие намерения. У них в сознании тот же идеал общества как завершенного в себе, справедливого, рационального. И что же у них получается?! Все как будто понимают, что, скажем, война — это зло, но за все примерно десять тысяч лет цивилизованной истории войны не прекращались ни на минуту. «Суть общества должна быть человеческой, но почему так много нечеловеческого?!»— воскликнул однажды Н.Луман94.
Источники зла
— в множественности
Наиболее общим принципом объяснения зла является такой атрибут социальности, как множественность. Уже в самом моменте различия, в моменте хаоса, т. е. в самой множественности, мы обнаруживаем источник зла. «Вместе можно делать только зло; все хорошие дела делаются в одиночку»95. Недаром даже у стадных животных обнару-
жено отрицательное воздействие перенаселенности.
Т. Гоббс, описывая неорганизованную множественность как «войну всех против всех», говорит, что там господствуют «вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти»97. Война всех против всех является результатом того, что социальный порядок отстает от нарастания множественности. Иначе говоря, каждому уровню множественности должен соответствовать свой уровень социального порядка. Когда между ними возникает дисбаланс, начинается «война всех против всех».
Описание зла, рождающегося из множественности, дано в гегелевском введении к «Философии права»: «фанатичная толпа» предстает как обнаружение «отрицательной свободы», «свободы пустоты»98. Лишь разрушая что-то, эта рожденная множественностью отрицательная воля чувствует себя существующей. 3. Фрейд, анализируя источники человеческих страданий, ставит на первое место именно связь с
множественностью, избыточностью общения, чрезмерностью неорга-
низованных контактов.
Эгоизм, агрессивность, жадность, нетерпимость определяют поведение человека потому, что все это—стресс, вызванный скученностью100. Общим местом в современной (да и только ли в современной?) литературе является тезис о постоянном усложнении мира, ведущем к отрыву множественности от порядка. Зло — это возникновение (или воспроизводство) хаоса из порядка, возникновение различия из равенства. «Из-под» социального порядка все время пробивается, так сказать, «вторичный хаос», т.е. хаос, порожденный самим усложняющимся социальным порядком.
Человек находится в постоянной борьбе со сложностью. Главное его оружие — культура. «Характерное для современного.мира быстрое усложнение условий, средств и целей человеческого мира делает необходимым соответствующее наращивание усилий людей для формирования динамичного культурного (курсив мой. — К. П.) основания все более сложных решений, выработки новых смыслов»101. В частности, философия оказывается культурным противостоянием стихии усложнения. Сотериологическая роль философии в том, что с ее помощью, используя ее апелляцию к всеобщему, человек противостоит хаосу мира, стремится предотвратить «катастрофическую деградацию, распад единства многообразия»102.
Война всех против всех может возникнуть не только в результате опережающего роста сложности по отношению к социальному порядку, но и в результате дисбаланса между усложнением автономной личности и застывшим социальным порядком. Такая ситуация сложилась в эпоху Возрождения103. Собственно, «эпоха людей», по Дж. Вико, акцентирует множественность тем, что каждый индивид свои интересы ставит выше общих интересов или интересов общества (сообщества). С этой точки зрения, в эпоху людей необходимо возникает коррупция, которая как раз и представляет собой просто свидетельство того, что интересы индивида ставятся выше интересов общества, что есть свидетельство господства стихии множественности.
— во времени
Общество должно быть поэтому изучено не только в экстенсивном, но и в интенсивном плане —как порожденное и постоянно рождаемое непрерывным временным потоком. Здесь законы раскрывают свой временной (темпоральный) характер. С течением времени накапливаются ошибки, которые поначалу кажутся несущественными, неспособными разрушить социальный порядок, но они рождают такие последствия, которых никто не ждал, никто не хотел, и в результате общество оказывается погруженным в уже необратимый хаос. Изу-
чением такого «накопления зла» во времени занимается философия истории.
— во власти
«То, что власть —зло, трудно оспаривать. Невозможно даже в общих чертах описать весь тот водопад несчастий и горя, который власть обрушивает на людей. Преступления и несправедливости, совершенные власть имущими и равно борющимися за власть, — неисчислимы...»104 Автор приведенного риторического восклицания полагает, что он высказывает некоторое бесспорное общее место, обвиняя власть вообще. Эта идея, хотя и не представляется столь бесспорной, достаточно распространена и даже культивировалась в XIX-XX вв., особенно в анархизме105.
В обыденном сознании власть не рассматривается как абстрактное зло вообще, а персонифицируется в лице конкретного руководства данной страны. «Правящее меньшинство» предстает как некоторое бедствие собственного народа, причем последний, заметим, при таком взгляде оказывается совершенно «вне критики»106. Это поистине общее место в понимании социального зла используется и в марксистской схеме: в бедствиях народа виноваты правящие классы, эксплуататоры. Если же сделать следующий ход и предположить, что «каждый народ имеет такое правительство, которого он заслуживает», то мы возвращаемся к первому варианту объяснения социального зла: источник зла — в множественности.
Рассматривая далее различные модели социальной реальности, мы увидим, как модифицируются эти три основных источника социального зла.
Дата публикования: 2014-10-29; Прочитано: 383 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!