Кохановский Валерий Павлович 26 страница

дении. Но змей все жил и жил в человеке. И вот однажды, когда он спал, змей уполз. Человек стал свободным. "Свободным от". Но после первых радостей встает другой вопрос: что делать с полученной свободой? для чего она? Мы видим, как проблема свободы расслаивается на две проблемы: "свободы от" и "свободы для".

Идея свободы как познанной необходимости - это идея "свободы от". Она возникает, формулируется и решается в русле рациональной просветительской позиции. С течением времени, как и идеи Просвещения, в целом, она стала обнаруживать свою ограниченность. Как только это было осознано, стали предприниматься попытки найти альтернативную платформу для решения проблемы свободы. Такой платформой стала гуманистически-натуралистическая позиция. На ее основе оказывается возможным сделать то, что вызвало затруднение в рамках гносеологического подхода: эксплицировать содержание "свободы для". С этих позиций свобода должна быть понята прежде всего как возможность раскрытия природных или приобретенных в культуре задатков и способностей, "сущностных сил", так же как творчества культуры и самого себя. Отсюда как классический идеал целостной, всесторонне и гармонически развитой личности, саморазвития и самосовершенствования человека, так и неклассические экзистенциальные идеи изначальной свободы, предшествования существования сущности, непрерывного процесса изобретения человеком самого себя.

Гуманистически-натуралистическая позиция предполагает значительно большую активность человека, чем чисто гносеологическая. С этой активностью тесно связана проблема свободы выбора. Первоначально эта проблема разрабатывалась, главным образам, в лоне христианства, вынужденного решать "проклятый вопрос" согласования идеи благого и разумного Бога с наличием мирового зла, получившего название "теодицея". Наиболее распространенное решение относит наличие мирового зла на счет злоупотребления человеком дарованной ему Богом свободой воли. Общая секуляризация, осуществленная в рамках буржуазной цивилизации, коснулась и свободы выбора. Вне теологической оболочки свобода выбора - это

возможность выбрать между объектами, реализуемыми целями, способами действия и применяемыми средствами. Выбор предполагает разнообразие предметов. Его нет там, где речь идет об одинаковых предметах. Тогда человек попадает в положение буриданова осла, умершего от голода, потому что не сумел выбрать между двумя одинаковыми охапками сена. Наглядным примером выбора являются демократические выборы в органы законодательной власти. Когда в недавнем прошлом у нас проходили выборы без выбора, это, конечно, никакого отношения к свободе выбора не имело. Однако и в рамках буржуазной демократии выборы могут быть вполне формальными, "свободные выборы господ, писал Г. Маркузе, - не отменяют противоположности господ и рабов". Задолго до Г. Маркузе этот вопрос обсуждал Н. Бердяев в своей знаменитой работе "Истоки и смысл русского коммунизма". Выбор, приходит он к выводу, важен в соединении с тем изменением ситуации, которое реализуется после выбора. Иначе от этой свободы мало толку, как от выбора способа казни, о котором писал Ж. П. Сартр, обосновывая изначальную свободу человека. И, конечно, выбор должен быть богатым, из многих и разных возможностей.

Своеобразием отличается религиозное понимание свободы выбора. Постановка проблемы, как она стоит в религии со времен Книги Иова, инициирована затруднением, выраженным в поэтической форме Г. Гейне:

Почему под ношей крестной

Весь в крови влачится правый?

Почему везде бесчестный

Встречен почестью и славой?

Первоначальный ответ на вопрос "почему всеблагий Бог, управляющий миром, допускает зло на Земле?" заключается в том, что возмездие рано или поздно настигнет всех носителей зла. В крайнем случае, это обязательно совершится за гробом. Однако это не объясняет, почему Бог допускает само существование зла. Ссылка на дуальную природу человека, выраженную в формуле ап. Павла ("полуангел, полузверь"), не снимает вопроса о том, почему Бог создал человека именно таким, а не другим

Поэтому в христианстве была предложена и получила широкое распространение концепция оправдания Бога ("теодицея") исходя из принципа свободы выбора. Суть этой концепции состоит в том, что Бог создал человека свободным и его свобода является одной из самых больших человеческих ценностей. "Стойте в свободе, - призывал ап. Павел, - которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства". Но человек, будучи свободным, свободен выбирать между добром и злом и далеко не всегда он выбирает добро. Зло, таким образом, есть не Божественное творение, а результат свободной деятельности человека. Его свободный выбор.

Этот подход, однако, многими мыслителями рассматривается как половинчатый. Как получается, спрашивает Бердяев, что всемогущий Бог, пусть даже через выбор человека, допускает существование зла в мире? И как можно, допустив зло, "запугивать человека гибелью"? Решение, которое предлагает Н. Бердяев, несколько отличается от общепринятого. Бога нельзя понимать наподобие деспотического монарха или полицейского. Он не управляет миром в том смысле, в каком мир понимает управление. Не присутствует в нем как судья и каратель. Он присутствует только как совесть и, следовательно, оценка. Однако нетрудно видеть, что и эта версия не вполне защищает от того исходного критического аргумента, которого хо-гел избежать Н. Бердяев. Христианская религия, таким образом, явилась не только одним из истоков учения о свободе выбора, но и продемонстрировала, в конечном итоге, ущербность редукции всего богатства характеристик свободы к свободе выбора.

Следующее понятие, которое следует поставить рядом со свободой отчуждение. Что такое "отчуждение"? Первоначально это юридический термин, обозначающий переход собственности от одного владельца к другому. Превращение вещи из своей в чужую. В XIX в. ему придан универсально-философский смысл. В философии под отчуждением понимается превращение деятельности человека и ее результатов в чужую, самостоятельную силу, господствующую над ним самим, и связанное с этим

превращение человека из активного субъекта в объект общественного прогресса (А. Огурцов). Несмотря на попытки придать проблеме трансисторический смысл, следует признать ее продуктом Нового времени и возникающих буржуазных отношений. Производство становится машинным. Человек из субъекта производства превращается в частичный придаток частичной машины. Отношение между объективными условиями труда и самим трудом извращается. Не человек применяет машину, а машина - человека. Духовные потенции производства отделяются от работника. Они становятся достоянием науки и возвращаются в процесс производства не в формах развития разума и способностей работника, а в формах усовершенствования машин. В силу все более усугубляющегося разделения труда деятельность человека превращается в абстракцию деятельности, а сам он - в абстрактного, одностороннего человека. Этот процесс не ограничивается непосредственным процессом производства, но захватывает все общество и все общественные институты. На первый план выходят суррогатные формы быта, потребления, развлечений, художественной и всякой иной жизни. Паракультурные течения, возникающие первоначально для удовлетворения потребностей отчужденного, превращенного в объект человека, впоследствии начинают все более сознательно использоваться для манипулирования сознанием и волей индивидов, для чего вырабатываются все более изощренные технологии. В настоящее время мы имеем дело с процессом все большего замещения реальной действительности виртуальной и нарастающей зависимостью индивида от последней.

Все сказанное демонстрирует нам, насколько непростым является в современном обществе вопрос об ответственности индивида за свои действия. Решение этого вопроса лежит в том же русле, в каком лежит решение вопроса о свободе. Размышляя над этим, мы пришли к выводу, чтобы стать свободной, воля должна быть введена в русло культуры, включена в систему знаний, смыслов, ценностей и идеалов, впрессована в правовое поле. Это же следует сказать и об ответственности. Ответственность, будучи неразрывно связана со свободой, в такой же мере

связана с культурой, включая и правовую культуру. Именно культура и делает возможной постановку вопроса об ответственности. История нам это ясно демонстрирует. Работы по истории культуры подтверждают, что только "овладев культурой воли, пройдя школу собственного достоинства, школу самоуважения, научившись отвечать за свои поступки", человек становится по-настоящему свободным. В античном языческом мире, пишет С. Аверинцев, были люди, которые пользовались во внеслужебное время и в своем кругу полной "свободой" беспорядочного, не связанного никакими обязательствами удовлетворения своих физических импульсов. "Но люди эти были - рабы. Свободнорожденные жили иначе". Свободный - выбирает, несвободный - подчиняется позыву. Свободный человек находится внутри "объективной смысловой связи ценностей", несвободный - за ее пределами. Именно вина, формируемая в этой "смысловой связи", а не действие (или бездействие) само по себе, является "причиной, началом, источником" ответственности. И только способность взять на себя ответственность делает человека свободным.

Литература

Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992.

Барулин. В. С. Социально-философская антропология. М., 1994.

Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994.

Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб., 1997.

Гуревич П. С. Философия человека. М., 1999.

Гуревич П. С., Шокуев К. Б. Философская антропология. Нальчик, 1996.

Диалог Тойнби-Икеда. Человек должен выбирать сам. М, 1998.

Камю А. Бунтующий человек. М., 1990.

Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием. М., 2000.

Канетти Э. Масса и власть. М., 1997.

Кувакин В. А. Твой рай и ад: Человечность и бесчеловечность человека. СПб., М., 1998.

Маркова Л. А. Наука и религия: проблема границы. СПб., 2000.

Смирнов И. Человек человеку - философ. СПб., 1999.

Столович Л. Н. Красота. Добро. Истина. М., 1994.

Франк С. Л. Реальность и человек. М, 1997.

Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1998.

Фромм Э. Догмат о Христе. М., 1998.

Фромм Э. Мужчина и женщина. М., 1998

Глава IX

ПОЗНАНИЕ

1. Познание как предмет философии: единство убъекта и объекта, многообразие форм. 2. Познание, творчество, практика. 3. Рациональное и иррациональное, материальное и идеальное в познавательной деятельности. 4. Единство чувственного и рационального. 5. Истина и заблуждение. 6. Действительность, мышление, логика, язык. 7. Понимание и объяснение. 8. Вера и знание

1. Познание как предмет философии: единство субъекта и объекта, многообразие форм

Сознание всегда есть осознанное бытие, выражение отношения человека к своему бытию. Знание - объективная реальность, данная в сознании человека, который в своей деятельности отражает, идеально воспроизводит объективные закономерные связи реального мира. Познание - обусловленный прежде всего общественно-исторической практикой процесс приобретения и развития знания, его постоянное углубление, расширение и совершенствование. Это такое взаимодействие объекта и субъекта, результатом которого является новое знание о мире.

Вопрос о том, может ли объективная реальность быть данной в сознании человека - а если может, то каким именно образом - давно интересовал людей. Подавляющее большинство философов и ученых утвердительно решают вопрос о том, познаваем ли мир.

Однако существует такое учение как агностицизм (от греч. agnostos непознаваемый), представители которого отрицают (полностью или частично) принципиальную возможность познания реального мира, выявления его закономерностей и постижения объективной истины. В истории философии наиболее известными агностиками

были английский философ Юм и немецкий философ Кант, согласно которому предметы, хотя и существуют объективно, но представляют собой непознаваемые "вещи-в-себе".

При характеристике агностицизма следует иметь в виду, что, во-первых, нельзя представлять его как концепцию, отрицающую сам факт существования познания, который (факт) агностицизм и не опровергает. Он ведет речь не о познании, а о выяснении его возможностей и о том, что оно собой представляет в отношении к реальной действительности.

Во-вторых, элементы агностицизма можно обнаружить в самых различных философских системах. Поэтому, в частности, неверно отождествлять всякий идеализм с агностицизмом. Так, немецкий философ Гегель, будучи объективным идеалистом, критиковал агностицизм, признавал познаваемость мира, разработал диалектическую теорию познания, указывая на активность субъекта в этом процессе. Однако он толковал познание как развитие, самопознание мирового духа, абсолютной идеи.

В-третьих, живучесть агностицизма объясняется тем, что он смог выразить некоторые реальные трудности и сложные проблемы процесса познания, которые и по сей день не получили окончательного решения. Это, в частности, неисчерпаемость, границы познания, невозможность полного постижения вечно изменяющегося бытия, его субъективное преломление в органах чувств и мышлении человека - ограниченных по своим возможностям и т.п. Между тем самое решительное опровержение агностицизма содержится в чувственно-предметной деятельности людей. Если они, познавая те или иные явления, преднамеренно их практически воспроизводят, то "непознаваемой вещи-в-себе" не остается места.

В отличие от агностиков, сторонники скептицизма (от греч. skepticos рассматривающий, исследующий) не отрицают познаваемость мира, но либо сомневаются в возможности его познания, либо, не сомневаясь в этом, останавливаются на отрицательном результате (скептицизм как "паралич истины"). А именно - понимают процесс

познания как "зряшное отрицание", а не как диалектическое (с удержанием положительного). Такой подход неизбежно приводит к субъективизму, хотя скептицизм (особенно "мыслящий") в определенном смысле способствует преодолению заблуждений и достижению истины.

В основе всех материалистических теорий познания лежит положение о том, что познание - это отражение внешнего мира в голове человека, воспроизведение изучаемого объекта таким, каков он есть вне человеческого сознания. Так, например, материализм XVII-XIX вв. (Бэкон, Гоббс, Локк, Гольбах, Спиноза, Фейербах, Чернышевский и др.) хотя и исходил из этого положения, но не проводил его последовательно. Ограниченность материалистов этого периода в понимании познания заключалась в том, что для их гносеологических концепций были характерны созерцательность, метафизичность (антидиалектич-ность) и механистичность: а) созерцательность - рассмотрение познания как пассивного акта восприятия изолированным индивидом ("гносеологическим Робинзоном") окружающего мира; б) метафизичность неспособность познать мир и его отражение в сознании как процесс, непонимание диалектического характера познания и активной роли субъекта как социального существа в этом процессе; в) механистичность - стремление все явления объяснить только на основе законов классической механики (игнорируя или недооценивая другие науки), которая в то время была наиболее развитой наукой. Но такая попытка содержала и "рациональное зерно" - стремление понять мир из него самого, не обращаясь к потусторонним силам.

В диалектико-материалистической философии познание понимается не как зеркальное отражение, пассивное созерцание мира отдельным субъектом ("гносеологическим Робинзоном"), а как сложный диалектический социокультурно обусловленный процесс активного творческого отражения действительности. Данный процесс осуществляется человеком как общественным существом в ходе изменения им этой действительности, т.е. в ходе социально-исторической практики.

Следует иметь в виду, что на современном этапе развития теории познания (особенно в отечественном ее варианте) начинает превалировать представление о том, что "познание как отражение действительности" и "познавательная деятельность", хотя и связаны, но не синонимичны. Поэтому нельзя не согласиться с положением о том, что "преодоление расширенного толкования отражения, сведения к нему всей познавательной деятельности возможно лишь при разграничении понимания отражения как свойства материи и как познавательной операции наряду и во взаимодействии с другими" [1] воображение, фантазия, интуиция, социокультурные предпосылки, индивидуальный и коллективный жизненный опыт и т.п.

1 Микешина Л. А., Опенков М. Ю. Новые образы познания и реальности. М., 1997. С. 11 - 12.

Кроме того, общая теория познания ("гносеология вообще") не может ориентироваться только на естественнонаучную модель познавательной деятельности, и не должна "оставлять за бортом" огромный массив "инонаучного" (С. С. Аверинцев), а быть теорией всего знания в его единстве, взаимодействии и развитии, не "выпячивая" науку, но и не игнорируя магию, мистику, эзотерику, астрологию и т.п.

Теория познания (гносеология) - это раздел философии, в котором изучаются такие проблемы как природа познания, его возможности и границы, отношение знания и реальности, субъекта и объекта познания, истины и заблуждения, условия достоверности знания, формы и уровни познания, его социокультурные факторы и ряд других проблем.

Термин "гносеология" происходит от греческих слов "gnosis" - знание и "logos" - понятие, учение, т.е. учение (понятие) о знании. В современной литературе данный термин употребляется в двух основных значениях: а) как учение о всеобщих механизмах и закономерностях познавательной деятельности человека, о "знании вообще", независимо от его конкретных форм и видов; б) как философская концепция, предметом исследования которой является научное познание в его специфических характеристиках. В этом случае чаще всего используется термин

"эпистемология". Однако в ряде случаев термины "гносеология", "теория познания" и "эпистемология" совпадают по содержанию, являются тождественными.

Теория познания (в обоих значениях этого термина) тесно связана с такими фундаментальными науками как онтология - учение о бытии как таковом, и диалектика - учение о всеобщих законах развития бытия и познания, а также с логикой (в ее различных модификациях) и методологией. Поскольку субъектом познания, "центром" всей гносеологии является человек, то она все более широко использует данные философской антропологии, этики, культурологии, социологии, герменевтики, феноменологии и других наук о человеке. Опора теории познания на эти науки тем более необходима потому, что, во-первых, познавательный процесс всегда происходит в определенном социокультурном контексте, а во-вторых, сегодня набирает силу тенденция социологизации, антропологизации гносеологии, т.е. процесс преобразования последней в подлинное социально-гуманитарное исследование.

При изучении личности познающего субъекта теория познания опирается на данные психологии, физиологии, нейрофизиологии, медицины. Большой и разнообразный материал для обобщающих выводов ей поставляют математика, кибернетика, синергетика, естественные и гуманитарные науки в совокупности всех своих многообразных дисциплин, история философии и науки и др.

В разработке своих проблем, в развертывании собственного концептуального содержания гносеология должна "выжимать" последнее в виде "квинтэссенции" из всех своих названных и других источников. При этом недопустимо как недооценивать (а тем более полностью игнорировать), так и абсолютизировать какой-либо один из них. Так, например, односторонне строить теорию познания только и исключительно на основе анализа математического (Декарт) или естественнонаучного знания (логический позитивизм).

Гносеология "вооружает" исследователя знанием общих закономерностей самого познавательного процесса, чем специально не занимается ни одна частная наука. Она дает ученому исходные гносеологические ориентиры о сущно

сти познавательного отношения в целом, о его формах, уровнях, исходных предпосылках, о социально-историческом контексте познания, о единстве когнитивного (познавательного) и ценностного и т.д.

Хотя все частные науки осуществляют процесс познания мира, ни одна из них не имеет своим непосредственным предметом изучение закономерностей, форм и принципов познания в целом. Этим специально занимается философия (точнее гносеология, как один из основных ее разделов), опираясь на данные других наук, анализирующих отдельные стороны познавательного процесса.

Кроме того, любое познание мира, в том числе научное, в каждую историческую эпоху осуществляется в соответствии с определенной "сеткой логических категорий". Переход науки к анализу новых объектов ведет к переходу к новой категориальной сетке.

Если в культуре не сложилась категориальная система, соответствующая новому типу объектов, то последние будут воспроизводиться через неадекватную сетку категорий, что не позволяет раскрыть их сущностные характеристики. Развивая свои категории, философия тем самым готовит для естествознания и социальных наук своеобразную предварительную программу их будущего понятийного аппарата. Применение разработанных в философии категорий в конкретно-научном поиске приводит к новому обогащению категорий и развитию их содержания.

В последнее время возрос интерес к анализу новых тенденций в развитии теории познания, к приведению ее содержания в соответствие с новым этапом развития современной науки. В этой связи активно обсуждаются, в частности, проблемы объекта и объективности познания (с критикой "натуралистического объективизма"), зависимость утверждений о существовании объектов от определенной концептуальной системы, взаимосвязь научного познания и его методологии с ценностно-целевыми ориентирами; более строгий учет относительности объекта к средствам, операциям и методам познавательной деятельности субъекта, который все чаще понимается как "коллективный субъект" научного познания ("мыслительный коллектив").

Новое осмысление объективности знания через включение в арсенал рациональности "нетрадиционных" характеристик влечет за собой дальнейший, более глубокий анализ взаимосвязи этих характеристик и объединение гносеологических и социологических "концептуальных схем" в единую теорию познания. Важнейшие перемены происходят в теории познания в связи с бурным развитием и введением в сферу науки сложных, самоорганизующихся, целостных, саморазвивающихся систем - в том числе и "человекоразмерных" (биотехнология, экология, информатика, социокультурная сфера и т.п.). Все более широко в проблемное поле гносеологии входят вопросы социокультурной детерминации объектов познания, трансляции знаний и коммуникации между субъектами познания, многосложные взаимозависимости между деятельностью людей и ее культурно-историческим контекстом. А это ведет к тому, что граница между объектом и субъектом познания становится все более условной и относительной [1].

1 См.: Порус В. Н. Эпистемология: некоторые тенденции //Вопросы философии. 1997, № 2; Микешина Л. А., Опенков М Ю. Новые образы познания и реальности. М., 1997

Уже на этапе неклассического естествознания (первая половина XX в.) стало очевидным - и новые открытия все более демонстрировали это, - что "печать субъективности лежит на фундаментальных законах физики" (А. Эдингтон), что "субъект и объект едины", между ними не существует барьера (Э. Шредингер), что "сознание и материя являются различными аспектами одной и той же реальности" (К. Вайцзеккер) и т.п. А Луи де Бройль полагал, что квантовая физика вообще "не ведет больше к объективному описанию внешнего мира" - вывод, выражающий, на наш взгляд, крайнюю позицию по рассматриваемой проблеме.

Идеалом научного познания действительности в XVIII-XIX вв. было полное устранение познающего субъекта из научной картины мира, изображение мира "самого по себе", независимо от средств и способов, которые применялись при получении необходимых для его описания сведений. Естествознание XX в. показало не

отрывность субъекта, исследователя от объекта, зависимость знания от методов и средств его получения. Иначе говоря, картина объективного мира определяется не только свойствами самого мира, но и характеристиками субъекта познания, его концептуальными, методологическими и иными элементами, его активностью (которая тем больше, чем сложнее объект).

В конце XIX - начале XX в. начался переход к новому типу рациональности, который исходил из того, что познающий субъект не отделен от предметного мира, а находится внутри него. Мир раскрывает свои структуры и закономерности благодаря активной деятельности человека в этом мире. Только тогда, когда объекты включены в человеческую деятельность, мы можем познать их сущностные связи. В. Гейзенберг был первым, кто произнес фразу о том, что в общем случае разделение субъекта и объекта его наблюдения невозможно. Формирование отчетливой философской позиции современного рационализма началось именно с квантовой механики, давшей первые наглядные и неопровержимые доказательства о включенности человека в качестве активного элемента в единый мировой эволюционный процесс.

Развитие науки показало, что исключить субъективное вообще из познания полностью невозможно, даже там, где "Я", субъект играет крайне незначительную роль. С появлением квантовой механики возникла "философская проблема, трудность которой состоит в том, что нужно говорить о состоянии объективного мира, при условии, что это состояние зависит от того, что делает наблюдатель" [1]. В результате существовавшее долгое время представление о материальном мире как о некоем "сугубо объективном", независимом ни от какого наблюдения, оказалось сильно упрощенным. На деле практически невозможно при построении теории полностью отвлечься от человека и его вмешательства в природу, тем более в общественные процессы.

1 Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963. С. 81.

В современной "постнеклассической" науке (науке второй половины XX в.) стало еще более очевидно, что при

рода - не некий автомат, ее нельзя заставить говорить лишь то, что ученому хочется услышать. Научное исследование - не монолог, а диалог с природой. А это значит, что "активное вопрошание природы" есть лишь неотъемлемая часть ее внутренней активности.

Соединение объективного мира и мира человека в современных науках - как естественных, так и гуманитарных - неизбежно ведет к трасформации идеала "ценностно-нейтрального исследования". Объективно-истинное объяснение и описание применительно к "человекоразмерным" объектам не только не допускает, но и предлагает включение аксиологических (ценностных) факторов в состав объясняющих положений.

Характерной особенностью познавательного процесса конца XX в. является изменение характера объекта и усиление роли междисциплинарных комплексных подходов в его изучении.

В современной методологической литературе все более склоняются к выводу о том, что если объектом классической науки были простые системы, а объектом неклассической науки - сложные системы, то в настоящее время внимание ученых все больше привлекают исторически развивающиеся системы, которые с течением времени формируют все новые уровни своей организации. Причем возникновение каждого нового уровня оказывает воздействие на ранее сформировавшиеся, меняя связи и композицию их элементов.

Системы, характеризующиеся открытостью и саморазвитием, постепенно начинают определять облик современной постнеклассической науки. А это требует новой методологии их познания. В литературе определяют такие признаки самоорганизующихся систем: открытость - для вещества, энергии, информации; нелинейность - множество путей эволюции системы и возможность выбора из данных альтернатив; когерентность (сцепление, связь) согласованное протекание во времени процессов в данной системе; хаотический характер переходных состояний в них; непредсказуемость их поведения; способность активно взаимодействовать со средой, изменять ее в направлении, обеспечивающем наиболее успешное функционирование системы; гибкость структуры; способность учитывать прошлый опыт.

Объектом современной науки (и естествознания в том числе) становятся и чем дальше, тем чаще - так называемые "человекоразмерные" системы: медико-биологические объекты, объекты экологии, включая биосферу в целом (глобальная экология), объекты биотехнологии (в первую очередь генетической инженерии), системы "человек-машина" и т.д.

Изменение характера объекта исследования в постнеклассической науке ведет к изменению подходов и методов исследования. Если на предшествующих этапах наука была ориентирована преимущественно на постижение все, более сужающегося, изолированного фрагмента действительности, выступавшего в качестве предмета той или иной научной дисциплины, то специфику современной науки все более определяют комплексные исследовательские программы (в которых принимают участие специалисты различных областей знания), междисциплинарные исследования.